 |
| |
Дорогие друзья, от души приветствуем вас в нашем сообществе и надеемся, что вам будут интересны те переводы, которые мы делаем. Вы также можете оставить нам свои заявки на перевод фиков, субтитров или интервью с английского или испанского языков. Ну и — следите за анонсами! Еще хотим сказать, что сообщество "Бригадный подряд" с радостью примет любую еп-помощь, чтобы, в свою очередь, оказать помощь в развитии и существовании diary.ru. |
Дорога к сердцу и дому
читать дальшеВ череде последующих двух недель три дня зияют мрачной отметиной, потому что Ванцзи приходится разлучиться с Вэй Ином. И пусть теперь он убеждён, что это лишь временное (и очень короткое) расставание, сердце Ванцзи наполняется тревогой и печалью. Разлука вынужденная, неизбежная: на Вэй Ина накладывают ограничивающие заклятия и он не может видеться ни с кем, кроме тех заклинателей, кто совершает ритуал. Ванцзи тратит это время с пользой и носится драконом между землями кланов Цзян и Лань, подготавливая то, что должно стать для Вэй Ина приятным (он надеется!) сюрпризом. Ему помогают дева Цзян, которая вызывается присмотреть за а-Юанем на это время, Сичэнь и, как ни странно, Цзян Ваньинь.
— Я делаю это не для тебя, Лань Ванцзи, — считает нужным пояснить глава клана Цзян, не забывая независимо вскинуть голову. — А потому, что моя сестра просила и… ну, для того, чтобы этот придурок был под присмотром.
Ванцзи кивает. Он в хорошем смысле удивлён, и причины его не особенно волнуют.
Когда Ванцзи уже хочет обернуться драконом и взять курс на Ланьлин, Цзян Ваньинь довольно бесцеремонно хватает его за рукав.
— Эй, постой.
Ванцзи оборачивается. Цзян Ваньинь… если Ванцзи что-то смыслит в определении эмоций, то сейчас он лицезреет перед собой смущение, кое-как замаскированное под грозный вид.
— Я понятия не имею, зачем такому дракону, как ты, понадобился проблемный хули-цзин с отвратительной репутацией, но я хочу, чтобы ты усвоил: если ты когда-нибудь его обидишь, будешь иметь дело со мной лично.
Ванцзи слегка приподнимает брови. Цилини — очень грозные. И очень… преданные.
— Ванцзи понимает, — говорит он.
Цзян Ваньинь сводит брови и выдыхает. Как кажется Ванцзи — облегчённо.
Ланьлин встречает сразу градом новостей разной степени важности: Цзинь Гуаншань умер, не выходя из лечебного сна, и Цзинь Цзысюань стал главой клана; дядя лично просит позволить а-Юаню продолжать посещать занятия в Облачных глубинах, а силы Вэй Ина в ближайший месяц едва ли станут превышать возможности обычного человека. Когда брат сообщает всё это, Ванцзи на мгновение теряется, но быстро расставляет приоритеты.
— Должен навестить Вэй Ина.
— Брат, не лучше ли сначала выразить соболезнования?
— Ванцзи выразит. Но сначала Вэй Ин.
Сичэнь понимающе улыбается.
— Всегда сначала Вэй Ин, да?
— Всегда.
Вэй Ин выглядит хорошо. Возможно, бледнее, чем обычно, но губы его улыбаются, а глаза сияют, когда он видит Ванцзи.
— Лань Чжань, ты вернулся! Я уж решил, что ты передумал со мной связываться!
— Вздор, — мягко отвечает Ванцзи и берёт Вэй Ина за запястье, чтобы проверить состояние меридианов. Они едва мерцают, заблокированные слишком плотно. Вероятно, тревога отражается на лице Ванцзи, потому что Вэй Ин тут же успокаивающе гладит его по руке.
— Не волнуйся, Лань Чжань. Это временный эффект, он пройдёт. А пока — ты же будешь защищать этого слабого юношу?
Ванцзи отвечает так же, как ещё недавно отвечал брату.
— Всегда.
Цзинь Цзысюань выглядит больше растерянным, чем расстроенным внезапной утратой, но Ванцзи не берётся судить его за это. Они с Вэй Ином подобающе кланяются и выражают должные соболезнования, который новый глава клана принимает. На этом Ванцзи готов уйти, но Вэй Ин внезапно подходит к Цзинь Цзысюаню и ободряюще хлопает по плечу. Тот недоуменно моргает.
— Вэй Усянь?..
— Я хотел сказать, что понимаю, как тебе сейчас плохо. И что ты не знаешь, с чего начать, особенно теперь, когда твой брат уехал, но подумай, что сейчас ты можешь сделать лучше жизнь очень многих людей. Они все рассчитывают на тебя, и хоть ты горделивый пав… фэн-хуань, но я уверен, что ты никогда не пойдёшь по стопам своего отца.
— Никогда! — быстро подтверждает Цзинь Цзысюань и стремительно краснеет. — Эй, я не горделивый!
Вэй Ин добродушно усмехается.
— Шицзе решила остаться с тобой в период траура. Так что пользуйся этой возможностью и прислушивайся к её советам. Удачи!
Вэй Ин машет рукой, а Ванцзи кланяется, но душа его полнится восхищением. Вэй Ин не сказал и не сделал ничего особенного, но, вероятно, именно вот таких простых слов поддержки и добрых пожеланий и не хватало Цзинь Цзысюаню.
С Ланьлином они прощаются солнечным утром, к воротам их выходят проводить дева Цзян и Цзинь Цзысюань. Вэй Ин захотел путешествовать, и Ванцзи не против: то место, в которое он хочет отвести Вэй Ина и а-Юаня, достаточно далеко, путь к нему — вполне путешествие, тем более Вэй Ину всё равно, куда идти. Ванцзи стоит у ворот, держа за руку сына, и ждёт Вэй Ина, который внезапно отлучился («Это сюрприз, Лань Чжань! Потерпи!»
.
— Где же а-Сянь? — изумляется дева Цзян, когда темы для нейтральной беседы, которую они ведут, исчерпываются.
— Возможно, вам больше нет нужды ждать, — предлагает Ванцзи. — Я попрошу Вэй Ина найти вас, чтобы…
«Проститься» он так и не договаривает, потому что в этот момент раздаётся истошный ослиный крик. Кажется, животное как минимум ведут на заклание, но на поверку оказывается, что это Вэй Ин тащит упирающегося осла к воротам.
— Папа, зачем Сянь-гэ мучит лошадку? — спрашивает а-Юань.
Дева Цзян хихикает, прикрыв рот рукавом ханьфу, Цзинь Цзысюань весело фыркает, и даже Ванцзи едва заметно улыбается.
— Это не лошадь, это осёл, Сычжуй. Вэй Ин… — Ванцзи делает паузу, пытаясь подыскать подходящее объяснение, но в итоге сдаётся. — Вэй Ин сейчас всё объяснит тебе сам.
— Привет-привет, — кричит меж тем Вэй Ин и активно машет рукой. — Я сейчас, сейчас…
Он шарит за пазухой в поисках чего-то, что в итоге оказывается большим красным яблоком. Яблоко Вэй Ин подставляет к морде осла, и тот немедленно пытается его куснуть, но Вэй Ин не даёт этого сделать и пятится. Осёл идёт за ним, как заворожённый, пока они вместе не достигают ворот.
— Где ты нашёл это чудовище? — смеясь, недоумевает Цзынь Цзысюань.
— Это не чудовище! — возмущается Вэй Ин, но в этот момент осёл добирается до яблока и едва не отхватывает от него кусок вместе с пальцами, заставляя Вэй Ина вскрикнуть. — Эй, чего ты творишь?! Тебя никто не хотел покупать, я тебя спас! А ты в благодарность меня жрёшь?!
Дева Цзян и Цзинь Цзысюань уже откровенно хохочут, даже а-Юань хихикает. Ванцзи вздыхает.
— Вэй Ин. Зачем осёл?
— Ты не понимаешь, Лань Чжань! А-Юань маленький, он будет уставать идти, а так можно посадить его на ослика. Ну и, если мы захотим что-то купить, лучше иметь того, кто это потащит.
Ванцзи открывает рот, чтобы сказать про мешочек цянькунь и о том, что его сил несомненно хватит для того, чтобы нести а-Юаня хоть всю дорогу, а потом видит во взгляде Вэй Ина что-то, что заставляет его просто кивнуть.
— Как захочет Вэй Ин.
Облегчение, которое Ванцзи видит на лице напротив, такое явное, что с фразой он определённо не ошибся.
Ослик, которого а-Юань нарекает Яблочком, идёт за Ванцзи без всяких дополнительных ухищрений, что вызывает в Вэй Ине очередную бурю праведных возмущений.
— Неблагодарное животное! — причитает он. — Продам тебя на ближайшем рынке и куплю лошадь! Вороную! Благородную! А ты, ты променял меня на Лань Чжаня!
— Вздор! — немедленно возражает Ванцзи.
— Не вздор! Хотя… — вдруг успокаивается Вэй Ин. — Я бы тоже променял себя на Лань Чжаня.
Ванцзи хочет возразить снова, сказать, что Вэй Ин гораздо, гораздо более ценен, чем он сам, но Вэй Ин в этот момент так тепло ему улыбается, что Ванцзи снова предпочитает промолчать, очарованный этим взглядом.
Спустя несколько часов ходьбы по лесной дороге, Ванцзи начинает замечать, что Вэй Ин то и дело отстаёт. А ещё — часто останавливается под какими-то странными предлогами (найти нору лисы и проверить, не поместится ли он туда сам в форме лиса, странно даже для Вэй Ина). Ванцзи просит поторопиться: им нужно до темноты добраться до какого-нибудь селения, потому что этой ночью они не планировали спать под открытым небом. Вэй Ин улыбается и обещает идти быстрее, но затем снова отстаёт, и, только когда он дважды запинается и едва не падает, до Ванцзи доходит: Вэй Ин сейчас не сильнее обычного человека. Он очень устал. И ещё: вот зачем был нужен Яблочко! Не для а-Юаня, не для поклажи, а для самого Вэй Ина. Как только осознание этого достигает Ванцзи, он встаёт как вкопанный прямо посреди дороги. Первая мысль — обернуться драконом и отнести всех в ближайший город немедленно — продиктована драконьим инстинктом, Ванцзи сразу отбрасывает её как чрезмерную. Вторая — усадить Вэй Ина на Яблочко — кажется значительно удачнее, но… возможно ли, что Вэй Ину неловко демонстрировать свою слабость? Это кажется весьма вероятным.
— Папа? Папа, ты чего встал? — зовёт Ванцзи а-Юань, сидящий на ослике.
— Я… — третья мысль посещает внезапно, и это именно то, что нужно. — Скоро отход ко сну а-Юаня. Вэй Ин может сесть с ним на случай, если а-Юань уснёт?
— Я не усну! Я уже взрослый! — возмущается а-Юань. Ванцзи продолжает вопросительно смотреть на Вэй Ина. Тот заметно оживляется.
— Конечно, ты взрослый, Редисочка! Но я хотел тебе кое-что рассказать по секрету, ты не против?
А-Юань тут же забывает о своём возмущении и с энтузиазмом двигается, позволяя Вэй Ину тоже взобраться на Яблочко. Ванцзи, довольный собой, дёргает ослика за уздцы, и они идут дальше.
Вечером они достигают небольшого городка, где останавливаются на постоялом дворе. Ванцзи снимает им две объединённые комнаты, куда заказывает ужин. После еды а-Юань почти сразу засыпает, и Ванцзи несёт его в кровать, оставляя Вэй Ина в компании кувшина вина, а когда возвращается — тот практически лежит на столе, глядя перед собой осоловевшими глазами.
— Вэй Ин, — зовёт его Ванцзи. — Спать?
Вэй Ин смотрит на него.
— Ты же всё понял, да, Лань Чжань? Когда остановился в лесу. Ты понял, что я ослаб, и пощадил мою гордость…
Ванцзи молчит. Он не хочет ранить Вэй Ина, не желает задевать его чувства, а лгать запрещено. Молчание — лучший выход.
Вэй Ин понимающе кивает и улыбается — грустной, болезненной улыбкой; морщинка меж его бровей становится глубже.
— Я точно не заслуживаю тебя, Лань Чжань, — почти шёпот, но, конечно, Ванцзи слышит.
Вэй Ин медленно поднимается и идёт — вероятно, чтобы лечь спать. Или — прочь из комнат, прочь из жизни Ванцзи.
Ванцзи немедленно ловит Вэй Ина, хочет за руку, но ладонь соскальзывает и ложится на талию. Может быть, в любой другой момент Ванцзи бы смутился и принёс свои извинения, но сейчас — сейчас — это не главное. Вэй Ин послушно останавливается и смотрит — удивлённо.
— Лань Чжань?..
— Вэй Ин… уходит? Насовсем?
Удивление становится сильнее. Вэй Ин разворачивается и теперь стоит в полуобъятиях Ванцзи, очень близко.
— Ты боишься, что я уйду? Лань Чжань, мой Лань Чжань… мне и идти-то особо некуда. Придётся надоедать тебе ещё долго, но эта мысль меня не радует. Если бы на твоём месте был кто-то вроде Цзинь Гуанъяо… кто-то, кого не жалко заставить тратить время на такого, как я.
— Вэй Ин самый лучший. Я… Ванцзи… — признание вибрирует на губах, обжигает. Но сказать вслух страшно. Вдруг Вэй Ин решит, что Ванцзи пользуется ситуацией? Вдруг подумает, что обязан признаться в ответ?
Вэй Ин ждёт продолжения фразы, проявляя несвойственное его натуре терпение.
— Вэй Ин хочет спать у меня на хвосте? — озарённый внезапной идеей, выдыхает Ванцзи. Рот Вэй Ина от неожиданности приоткрывается.
— О… — произносит он. И затем с радостью, вспыхнувшей ярче звёзд: — О! Это… а можно?!
Вместо ответа Ванцзи улыбается.
«Это так прекрасно, — думает он две сгоревшие палочки благовоний спустя. — Почему я не спросил об этом раньше? Почему считал неуместным?»
Ванцзи старается игнорировать тот факт, что Вэй Ин устроился спать на его хвосте в форме человека, а не лиса. Но так даже лучше: Ванцзи может открыто смотреть на любимое лицо хоть всю ночь.
Этот день — самый первый в их путешествии — мог бы показаться кому-то неидеальным, но для Ванцзи он становится отличным примером того, как много желаемого можно получить, если чаще выражать свои мысли вслух.
Вэй Ин спит у него на хвосте теперь каждую ночь: иногда в полуформе, иногда в форме лиса, а иногда — вместе с а-Юанем.
— Ты не утомился, Лань Чжань? Я ведь такой тяжёлый! — спрашивает как-то Вэй Ин и смотрит на Ванцзи из-под ресниц, улыбаясь. Если бы Ванцзи знал, что такое кокетство, он смог бы без труда распознать его в этой улыбке. Но и без такого знания Ванцзи смущается.
— Вэй Ин лёгкий. Как а-Юань.
— Эй! Я думал, врать запрещено правилами! — хохочет Вэй Ин, но Ванцзи не лжёт. Он дракон и один из сильнейших заклинателей своего поколения, разница в весе Вэй Ина и а-Юаня для него совершенно несущественна. Он мог бы убедить Вэй Ина в этом, но стоит ли? Вэй Ин меж тем трётся щекой о хвост, заставляя Ванцзи практически заурчать от этой нехитрой ласки.
Следующий приятный сюрприз преподносит а-Юань. Однажды за ужином (они ночуют под открытым небом в компании лунного света, аромата лесных трав и журчания реки) он вдруг задумчиво спрашивает:
— Папа, а как нам взять Сянь-гэгэ в свою семью?
Вэй Ин, сделавший в этот момент глоток вина, давится и начинает кашлять, Ванцзи ограничивается удивлённым взглядом.
— Что а-Юань имеет в виду?
— Да, Редисочка, что ты такое говоришь? — откашлявшись, присоединяется к вопросу Вэй Ин. — Разве я уже не твой любимый гэгэ?
А-Юань кивает.
— Любимый. А Богатый гэгэ — любимый папа. Но Сянь-гэгэ папе — кто? А папа — Сянь-гэгэ? Не семья же?..
Ванцзи обещает себе вознести благодарность высшим силам за то, что вознаградили его таким прекрасным сыном, и не сводит взгляда с Вэй Ина.
Тот пылает щеками и делает торопливый глоток вина. Быть может, он думает, что ответит Ванцзи, но и Ванцзи, и а-Юань в ожидании ответа смотрят именно на него.
— Кхм… — нервно посмеивается Вэй Ин. — А-Юань, единственный вариант нам с твоим папой породниться — это вступить в брак, но Лань Чжань сейчас же скажет, что это бесстыдство, и накажет меня за столь безнравственное предложение. Правда, Лань Чжань?
Ванцзи молча допивает воду из своей чаши и аккуратно убирает её в цянкунь.
— Лань Чжань? Давай скажи, что я — распутный лис и…
— Ванцзи согласен.
А-Юань радостно вскрикивает. У Вэй Ина отвисает челюсть.
— Ч… что?
— Ванцзи согласен на брак с Вэй Ином, — спокойно и немного торжественно провозглашает Ванцзи. Внутри него поднимается безграничное счастье, которому вторит ликующий вой его дракона. Наконец-то!
А-Юань бросается к Ванцзи на шею и что-то радостно болтает, кажется, больше обращаясь к самому себе. Ванцзи различает только «сразу два папы» и «настоящая семья». Вэй Ин смотрит на Ванцзи во все глаза, и его губы дрожат, как будто он хочет что-то сказать или заплакать. Но слёзы — это не то, чего ждёт от него Ванцзи.
— Вэй Ин не хочет? — стараясь, чтобы разочарование и боль не просочились в голос, спрашивает Ванцзи.
— Я… ты не шутишь, Лань Чжань? Моя репутация… я… — Вэй Ин тяжело сглатывает, и с его ресниц всё-таки срываются слёзы. — Этого никто не одобрит.
А-Юань притихает в объятиях Ванцзи и, чувствуя напряжение, повисшее в воздухе, нервно наматывает на пальчики концы лобной ленты отца.
— Но Вэй Ин хочет? — снова спрашивает Ванцзи. — Если Вэй Ин хочет, а-Юань хочет, то это всё, что имеет значение.
— Не всё! — отчаянно восклицает Вэй Ин. — А как же твоё сердце, Лань Чжань?!
— Спроси его сам.
Вэй Ин непонимающе хмурится.
— Что… это значит?
— Сердце Ванцзи давно принадлежит Вэй Ину. Вэй Ину и спрашивать.
Вэй Ин безмолвно и ошеломлённо показывает пальцем сначала на Ванцзи, потом на себя, трясёт головой, словно пытаясь уложить в ней услышанное, а потом поднимается и куда-то бредёт.
— Вэй Ин? — окликает его Ванцзи с выплеснувшейся всё-таки тревогой.
Вэй Ин знаком отвечает, что всё в порядке (ничего не в порядке, что вообще Ванцзи наделал?!), и продолжает идти, пока не спускается со склона, ведущего к берегу реки.
В панике Ванцзи хочет немедленно бежать следом, но а-Юань тянет за ленту, привлекая к себе внимание.
— Сянь-гэ ушёл думать.
— Но… он так расстроен!
— Сянь-гэ скучал о папе всё время, когда папа ушёл. В тот день, когда папа познакомился с а-Юанем. Папа ушёл, а Сянь-гэ всю ночь плакал. И потом был грустный.
Ванцзи смотрит на сына во все глаза. А-Юань сейчас выглядит очень взрослым и очень печальным, Ванцзи знает почему: в то время у а-Юаня ещё была настоящая семья.
— Вэй Ин… сомневается сейчас? — беспомощно обращается он к сыну.
— Да. Но не в папе.
— А в ком? Или в чём?
— Тётя говорила, что Сянь-гэгэ несёт в себе слишком много печали. И это мешает Сянь-гэгэ жить.
Ванцзи поджимает губы, чтобы сдержать горестный вздох.
— Спасибо, а-Юань, — искренне благодарит Ванцзи, когда боль внутри даёт возможность это сделать. — Теперь Ванцзи понимает Вэй Ина лучше. В ответ а-Юань улыбается и сонно возится, устраиваясь в его руках поудобнее. Засыпает.
Ванцзи укладывает сына и ждёт ещё какое-то время, но Вэй Ин так и не возвращается. В ожидании Ванцзи собирает их нехитрые вещи, чтобы, проснувшись завтра, сразу отправиться в путь. Один из кувшинов вина, которое неизменно покупает Вэй Ин, пуст, а в другом ещё осталось немного. Ванцзи никогда не пил вина, а сейчас вдруг с интересом смотрит на сосуд в своей руке. Вэй Ин говорил, что вино делает всё ярче и веселее, позволяет расслабиться. Возможно, оно смогло бы придать Ванцзи смелости? И тогда он спросил бы Вэй Ина, остались ли у того чувства к Ванцзи? Не выжгла ли их война, как выжгла многое из людей и заклинателей?.. Есть ли у Ванцзи хотя бы небольшой шанс…
Вино сладкое и одновременно терпкое, но никаких изменений в себе Ванцзи пока не чувствует. Только слегка клонит в сон. В любом случае нужно отыскать Вэй Ина: ночью одному небезопасно, тем более теперь, когда его силы почти полностью запечатаны.
Вэй Ин обнаруживается сразу: он сидит на берегу и бросает мелкие камешки в воду. Ванцзи подходит к нему, чувствуя, как сон одолевает всё сильнее. Как странно.
— Вэй Ин, — зовёт Ванцзи. Язык во рту словно чужой, веки тяжелеют, возможно, ему всё-таки нужно вздремнуть прямо сейчас. Не привыкнув откладывать принятые решения в долгий ящик, Ванцзи опускается на траву.
— Лань Чжань? Лань Чжань, что ты делаешь?! — голос Вэй Ина звучит испуганно и доносится словно издалека. Чего он боится? Ванцзи просто немного поспит. Совсем чуть-чуть…
В себя его приводит лёгкое похлопывание по щекам. Ванцзи понимает, что это делает взволнованный Вэй Ин, и ему… нравится. Не похлопывание, конечно, а то, что Вэй Ин за него волнуется.
— Вэй Ин, — говорит Ванцзи и расплывается в улыбке (почему-то так хочется улыбаться!). Вэй Ин удивлённо замирает.
— Лань Чжань, ты что, выпил?
— Мгм.
— Но… ты что, уснул с пары глотков вина?!
— Мгм.
— А зачем ты пил? — продолжает допытываться Вэй Ин, но его вопросы такие неинтересные. Ванцзи пытается вспомнить, что он хотел сделать перед тем, как его одолел сон, но в памяти только что-то о том, что им с Вэй Ином нужно вступить в брак.
«Что ж, — думает Ванцзи, — перед обменом поклонами нужно свадебное подношение. Курицы?..»
Ванцзи озирается. Перед ним лес, река и потрясенный Вэй Ин, дёргающий Ванцзи за рукав. Наверное, Вэй Ин его торопит. Ванцзи встаёт и, шатаясь, направляется к реке.
— Эй, Лань Чжань, ты куда?! Ты зачем полез в реку?! Лань Чжань!
Ванцзи вздыхает и решает пока не обращать на крики Вэй Ина внимания, потому что его цель…
Цель!
Ванцзи резко выбрасывает руку и хватает свою добычу. Добыча сопротивляется, но Ванцзи держит крепко — это очень важно.
— Лань Чжань, Лань Чжань, зачем тебе рыба?!
Вэй Ин, оказывается, зашёл в реку вслед за Ванцзи и теперь крепко держит его за подол ханьфу. Ну, это даже хорошо, можно вручить свой дар немедля.
— Вот! Вэй Ину к свадьбе. Нравится? — беспокоится Ванцзи.
— К свадьбе? Мне? — зачем-то переспрашивает Вэй Ин. Смешной. Как будто Ванцзи может играть свадьбу с кем-то ещё.
— Тебе! Всё тебе! — решительно подтверждает он. И совершенно внезапно зевает.
Вэй Ин хихикает. Слегка нервно, как кажется Ванцзи. Может, одной рыбы мало? Очевидно, так и есть….
Ванцзи снова всматривается в воду, Вэй Ин что-то ему говорит, а потом перед глазами внезапно темнеет, и последнее, что запоминает Ванцзи, — громкий всплеск.
Утро, по-видимому, наступает гораздо позже обычного часа пробуждения. И это… необычно. Ещё более необычным Ванцзи находит тот факт, что его ханьфу мокрое, а сам он спит на берегу реки. Рядом бродит, пощипывая траву, Яблочко, а голоса Вэй Ина и а-Юаня раздаются с того места, где они и останавливались, не желая ночевать слишком близко к воде и обитающим здесь насекомым.
Ванцзи медленно поднимается на ноги. Голова почему-то ощущается очень тяжёлой, и в ней — никаких намёков на то, как он здесь оказался. Смутно помнится запах рыбы, нестерпимое желание спать и разговор о свадьбе. Вэй Ин… согласился? Отказался?..
— О, Сянь-гэгэ, папа проснулся! — звонкий голос а-Юаня неожиданно бьёт по ушам, отзываясь в голове приступом боли. Ванцзи морщится и сжимает виски. Он что, заболел?
— Тссс, а-Юань, давай потише. Папе нездоровится. — Ванцзи благодарен Вэй Ину, потому что тот говорит почти в два раза тише обычного. — Давай сначала напоим его чаем. Лань Чжань?
Ванцзи открывает глаза, которые зажмурил, едва его пронзила вспышка боли, и видит Вэй Ина, стоящего на склоне. Тот как-то очень понимающе улыбается.
— Иди сюда, Лань Чжань. Я знаю, как тебе помочь.
Вэй Ин заваривает для него чай. Ванцзи чувствует привкус каких-то трав и пряностей, но может определить только мяту и, наверное, ещё шиповник. Чай странный, однако головная боль под его воздействием сначала становится тише, а затем и вовсе отступает. Пока Ванцзи чаёвничает, Вэй Ин, что-то тихонько напевая, расчёсывает волосы а-Юаню, собирая их в надлежащую причёску.
— А лента, Сянь-гэгэ? Ты поможешь а-Юаню?
— Лучше пусть это сделает Лань Чжань, — улыбается Вэй Ин.
— Значит, ты не хочешь быть мне вторым папой? — немедленно сникает а-Юань, опуская голову.
Ванцзи замирает с чашей в руке.
Вот как. Вэй Ин всё-таки не желает их брака.
— Это значит, что прежде нам полагается совершить три поклона в храме, а-Юань, — ласково объясняет Вэй Ин. — Это такое правило.
Ванцзи сидит словно поражённый громом.
Вэй Ин говорит про поклоны.
Про правила.
Но тогда… он согласен?!
Кажется, радостный вопль а-Юаня нарушает правило, которое запрещает шум, но кому вообще сейчас есть до этого дело?
— Вэй Ин… согласен?!
Собственный голос подводит, получается какой-то невнятный хрип, но то, как лучатся счастьем серые глаза Вэй Ина, как он весь лучится счастьем… и затем говорит:
— Я согласен, Лань Чжань. Давай станем мужьями!
Ванцзи преодолевает расстояние между ними в один огромный шаг (и это впервые за много-много лет, когда он не контролирует себя настолько, что входит в полуформу) и обнимает Вэй Ина. Руками, хвостом, всем собой, прижимается так, что, кажется, сейчас даже волосок не протиснется меж их телами.
— Вэй Ин, — задыхаясь, захлёбываясь счастьем, повторяет Ванцзи. — Вэй Ин! Ты согласен, Вэй Ин!
— Я согласен, — задыхаются ему в ответ и тоже обнимают — руками, хвостом, душой. Вокруг обнявшихся их носится серебристый волчонок: радость а-Юаня настолько сильная, что он не контролирует себя совершенно и оборачивается.
«И пусть, — думает Ванцзи, сжимая Вэй Ина так крепко, чтобы только не навредить. — Мой сын и мой муж должны чувствовать себя свободными».
Город, в котором они решают пожениться, достаточно велик, чтобы иметь небольшой, уютный храм и постоялые дворы с чистыми комнатами, но и достаточно мал, чтобы люди в нём ещё помнили об истинном гостеприимстве и доброте. Война миновала это место, что на самом деле кажется настоящим чудом (только когда они покинут город, Вэй Ин обнаружит множество сильных охранных талисманов на городских стенах). Ванцзи собирается множить чудеса в своей жизни, потому что главные из них — его сокровища — в ней уже случились.
В одёжной лавке Ванцзи покупает верхние свадебные ханьфу. Они решают обойтись скромным вариантом, Вэй Ин и вовсе не видит смысла тратить деньги на что-то столь непрактичное, но Ванцзи так хочется соблюсти хоть какие-то традиции, что в конце концов тот соглашается.
Они договариваются встретиться у храма на исходе часа Змеи. Ванцзи волнуется, хотя и пытается скрыть своё волнение, но сердце в груди стучит так предательски громко, что, вероятно, о нём уже всё равно осведомлён весь мир.
— Папа, а почему нужно кланяться в храме? — спрашивает а-Юань. Они пришли слишком рано и теперь вынуждены ждать. Ванцзи слегка рассеянно гладит сына по голове.
— Обычно церемония проходит в храме предков. Один из поклонов предназначен родителям, а наши родители с Вэй Ином мертвы. У нас нет их поминальных табличек здесь. В таком случае допустимо совершить поклоны в любом храме.
А-Юань очень серьёзно кивает и о чём-то задумывается, бессознательно обхватывая Ванцзи за ногу. Эта трогательная привычка никак не оставит его, а Ванцзи и Вэй Ин не видят причин от неё избавляться.
Как Ванцзи ни ждёт, появление Вэй Ина всё равно становится неожиданностью. Сначала Ванцзи слышит лёгкий звон. Колокольчик?.. Похожие звуки издавали колокольчики на поясах брата и сестры Цзян, но Вэй Ин… Ванцзи ни разу не видел у него колокольчика.
Однако же это именно он. Серебряный, подвязанный на шёлковую сиреневую кисть и издающий мелодичный звон каждый раз, когда Вэй Ин делает шаг.
Сиреневое на алом. И — под алым. Вот ещё чего не знал Ванцзи: у Вэй Ина есть ханьфу в цветах клана Цзян, поверх которого он надел сейчас своё свадебное ханьфу. Чёрные волосы распущены по плечам, а голова покрыта алым прозрачным палантином, расшитым золотыми лотосами. Вэй Ин прекрасен и с каждым новым вдохом, который делает Ванцзи, становится ещё прекраснее.
— Лань Чжань, твоё ханьфу тоже поверх кланового! — восклицает Вэй Ин. — Но люди могут не понять: ты вступаешь в брак или носишь траур?
Ванцзи чувствует, как волнение, сковывающее его, только что осыпалось к ногам пустой бессмыслицей. Улыбка Вэй Ина, его звонкий голос, его сияющие глаза — нет ничего важнее в мире Ванцзи. Никакие тревоги не смеют коснуться его, пока Вэй Ин рядом.
— Нелепица, — чуть заметно улыбается Ванцзи и протягивает руки к своему жениху. — Вэй Ин готов?
Вместо ответа Вэй Ин вкладывает свои пальцы в его ладони.
На самом деле, это лучший ответ.
Маленький храм пуст, Ванцзи заранее позаботился об этом, попросив настоятеля в обмен на щедрое подношение позволить им пожениться без лишних свидетелей. Настоятель внимательно выслушал, но вместо того, чтобы взять с поклоном протянутый серебряный слиток, вдруг спросил, не из клана ли Ванцзи Драконов. А получив положительный ответ, склонился в поклоне сам.
— Господин волен делать в своей обители, что считает нужным. Разве господин не знает, что в этом городе поклоняются Драконам, а сей храм — это храм Дракона?
Так Ванцзи узнаёт, что сотни лет назад один из его предков спас этот город от страшной войны, спалив врагов своим пламенем, и поклялся, что больше это место не коснется ужас сражений.
Это кажется добрым знамением, поэтому, когда они втроём переступают порог храма, Ванцзи мысленно обращается к своему предку с просьбой благословить его брак с Вэй Ином.
Они опускаются на соломенные циновки у алтаря, не размыкая рук. А-Юань, наученный Ванцзи, подаёт им заранее зажжённые палочки благовоний, и лишь тогда они разъединяют пальцы.
Поклон родителям.
Ванцзи касается лбом пола, как никогда остро ощущая на своих плечах мудрость и силу Драконов. Он знает, что все члены его клана — однолюбы, что чаще всего любовь Драконов безответна и трагична, что, движимые желанием обладать Сокровищем во что бы то ни стало, они часто не спрашивают на то согласия своих избранников. Именно потому теперь все члены клана Лань с малых лет обязаны учиться контролировать внутренних драконов, сковывая себя сотнями правил. Лишь встретив Вэй Ина Ванцзи осознаёт, что истинные чувства никогда не вступают в противоречие с чувствами дракона, ибо они с ним — единое целое.
Поклон Небу и Земле.
Ванцзи отчаянно желает мира. Чтобы земля умывалась росой и дождём, а не кровью, чтобы взмывали в небесную синь стрижи да иволги и никогда — оголтелые стервятники. Познав горькую чернь войны, в которой нет победителей, а только побеждённые, Ванцзи не желает более проходить через этот ужас, не желает, чтобы его сын осиротел вновь. Кланяясь, Ванцзи клянётся, что его семья всегда будет стоять на страже мира.
Поклон друг другу.
Они разворачиваются почти синхронно, и Вэй Ин, прежде чем они поклонятся, откидывает с лица палантин. Ванцзи благодарен: так он может видеть, как любимое лицо излучает свет счастья, а серые глаза сияют от непролитых слёз. Ванцзи протягивает Вэй Ину руки, и тот вновь соединяет их со своими.
— Отныне, Лань Чжань, у тебя есть свой верный лис, — говорит Вэй Ин, и слёзы, блестящие в глазах, звенят и в голосе.
— А у Вэй Ина отныне есть свой дракон. — Ванцзи чувствует, как и его ресницы тяжелеют от влаги.
— Но не верный? А ты хитрец, Лань Ванцзи, — хочет хихикнуть Вэй Ин, но смешок больше похож на всхлип.
— Не существует неверных драконов, — серьёзно заверяет Ванцзи. — Клянусь.
— Ох, Лань Чжань! — словно от переизбытка чувств зажмуривается Вэй Ин. — Давай скорее поклонимся, а то этот несчастный жених так и не станет твоим мужем и умрёт от разрыва сердца!
— Не дам умереть Вэй Ину. Люблю Вэй Ина.
Вэй Ин прикусывает губу и изо всех сил сжимает пальцы Ванцзи.
— Люблю Лань Чжаня. Всегда буду с ним.
И затем — они кланяются.
— У меня теперь два папы!
Едва новоиспечённые мужья успевают распрямиться, а-Юань буквально падает в их объятия. Ванцзи и Вэй Ин обнимают мальчика, пока из того сыплются поздравления вперемежку со звонким смехом и поцелуями. Ванцзи слегка завидует сыну: он тоже хочет поцеловать… и он теперь имеет право целовать Вэй Ина, потому что тот — его муж.
Муж.
Ванцзи пока с трудом может уместить эту истину в своей голове, и, судя по тому, насколько рассеянно и невпопад Вэй Ин отвечает на вопросы а-Юаня, — тот ошеломлён не меньше.
Они переглядываются поверх макушки сына и вдруг оба улыбаются.
«У нас впереди ещё вся жизнь, и в ней будет много поцелуев», — решает Ванцзи, и они покидают храм, наконец-то действительно одной семьёй.
Не сговариваясь, они направляются в город, где заказывают праздничный обед в лучшей таверне, а затем, когда для еды уже не остаётся места, гуляют по живописным улочкам. И везде, где бы они ни появлялись, их поздравляют: в таверне обсыпают рисом, подают свадебное вино (которого Ванцзи, по настоянию Вэй Ина, делает только один глоток) и сладости для а-Юаня. А затем, когда почти темнеет, Вэй Ин вдруг куда-то отлучается, чтобы вернуться вновь с огромным бумажным фонариком в руках.
— Что это? — удивляется а-Юань, осторожно трогая тонкую бумагу.
Ванцзи как-то вдруг осознаёт, что в жизни их с Вэй Ином сына до сих пор не было места для запуска бумажных фонариков (и для многих других вещей, но теперь они это непременно исправят!).
— Это фонарик, Редисочка, — объясняет между тем Вэй Ин. — В дни праздников и поминовений принято запускать фонарики в небо или по воде и загадывать желания. Хочешь попробовать? Раз сегодня особенный день для нашей семьи.
— А-Юань хочет! — радостно кивает мальчик и нетерпеливо подпрыгивает. — А этот фонарик полетит? Или поплывёт?
— Это фонарик для неба, — говорит Ванцзи. — Но… почему Вэй Ин купил фонарик без рисунка?
— Потому что я хочу, чтобы мы сделали рисунок сами, — улыбается Вэй Ин и достаёт из рукава ханьфу маленькую тушечницу и три кисти. — Вы же мне поможете?
Ванцзи и а-Юань совершенно синхронно кивают.
Вэй Ин смеётся.
— Вы так похожи!
Ванцзи считает, что а-Юань похож вовсе не на него, но не спорит. Вообще-то сходство с кем-то из них абсолютно не имеет значения, важно, что а-Юань существует — их самое драгоценное сокровище.
Вэй Ин рисует на фонарике трёх кроликов, сидящих в траве: белого, чёрного и серого — маленького.
— Эта семья кроликов прямо как мы! — восторгается а-Юань. — Сянь-гэ, это же мы?!
Вэй Ин хитро подмигивает.
— Как знать?
Ванцзи с сыном помогают совсем немного, нанося аккуратные мазки под чутким руководством Вэй Ина, но им всем всё равно весело. Возможно, оттого, что это их первое совместное дело в качестве семьи.
Фонарик мерцает тёплым жёлтым светом, тонкая бумага слегка надувается, и фонарик рвётся в небеса, хотя Ванцзи его крепко держит. Он держит фонарик, а Вэй Ин и а-Юань держат его самого: один под руку, а другой — как обычно — за ногу.
— Отпускаю, — говорит Ванцзи, и фонарик несётся ввысь.
Теперь нужно бы загадать желание, но Ванцзи уже обрёл всё, чего желал, поэтому он не станет тревожить высшие силы пустыми просьбами.
Рядом загадывает желание Вэй Ин.
— Хочу всегда совершенствоваться рядом с Лань Чжанем, беречь мир и сражаться ради добра и справедливости.
— А я хочу, чтобы у а-Юаня всегда-всегда были его папы!
Ванцзи растроган настолько, что не знает, на кого ему смотреть и кого обнять в первую очередь, поэтому неловко замирает, чувствуя себя как не чувствовал уже давно — неловким и косноязычным. А потом оказывается, что ничего делать и не нужно: муж и сын крепко обнимают его сами.
Когда они заселялись, на постоялом дворе была возможность снять не комнату, а отдельный домик в саду. Домик оказался уютным, радовал глаз чистотой и утопал в зарослях цветущей гортензии. Ванцзи не преминул возможностью воспользоваться, и вот теперь они неторопливо идут к своему временному жилищу по засыпанной мелким камнем дорожке.
— … Лань! Молодой господин Лань!
— Лань Чжань, кажется, тебя зовут. — Вэй Ин вглядывается в сгустившийся полумрак. — Это… наша хозяйка?
Это действительно оказывается госпожа Сюэ, спешно идущая к ним — так спешно, насколько позволяет ребёнок, которого она несёт на руках.
Ванцзи и его семья дожидаются госпожу Сюэ и приветственно кланяются. Госпожа Сюэ неловко кланяется в ответ.
— Я прошу прощения у господ за беспокойство, но… будет ли мне позволено поздравить вас с бракосочетанием?
Ванцзи и Вэй Ин переглядываются и кланяются снова — на этот раз в знак благодарности.
— Эти мужья рады принять ваши поздравления, — говорит Вэй Ин.
— Я… не умею красиво говорить, но мы с детьми украсили ваши покои как подобает, — смущённо продолжает госпожа Сюэ и ставит ребёнка — девочку лет четырёх-пяти — рядом с собой. — А ещё мои сыновья и дочка очень хотят познакомиться с маленьким господином Лань. Может быть, господа позволят им поиграть?
— О! Как это мило! — восклицает Вэй Ин, и Ванцзи согласно кивает, внутренне млея от удовольствия: Вэй Ин говорит, а ему самому не нужно больше мучительно подбирать слова и думать, не вышло ли сказанное чересчур официальным и холодным. Каждый раз он искренне наслаждается этой гармонией.
— Я думаю, если а-Юань захочет, нет никаких проблем. — Вэй Ин вопросительно смотрит на сына. — Что скажешь, Редисочка?
А-Юань смотрит на Ванцзи, и тот едва заметно кивает, давая понять, что тоже не против.
— Я очень хочу! — сообщает а-Юань. — Но как же время отхода ко сну?..
— Маленький господин может переночевать у нас, — предлагает госпожа Сюэ. — У сыновей огромная комната, места очень много!
— Ли-ли тоже хочет! — подаёт голос девочка и тянет мать за подол.
— Девочкам положено спать отдельно, а-Ли! — строго замечает госпожа Сюэ.
Вэй Ин смеётся.
— Мы с братом частенько прибегали спать в комнату к цзе-цзе, поэтому, я думаю, разочек Лили может поспать со всеми! Госпожа позволит?
Вэй Ин умильно складывает руки под подбородком, и его тут же копирует Лили, а следом и а-Юань. Ванцзи думает, что даже самое чёрствое сердце не выдержит такой трогательной атаки, и оказывается прав: вздохнув, госпожа Сюэ даёт своё разрешение, а затем берёт за руки детей и, пожелав спокойной ночи Ванцзи и Вэй Ину, идёт к большому дому.
И только тогда Ванцзи понимает, что их с Вэй Ином действительно ждёт ночь. И это — их первая брачная ночь.
Вероятно, эта мысль оказывает на него настолько парализующее действие, что он пропускает момент, когда Вэй Ин, что-то говоря ему, уходит довольно далеко. А потом спохватывается и возвращается обратно.
— Лань Чжань? Ты чего застыл, Лань Чжань? — Вэй Ин машет рукой перед глазами Ванцзи, пытаясь привлечь внимание, и его лицо оказывается так близко… Соблазнительно близко. Всё, что Ванцзи сдерживал в себе так долго, внезапно оказывается на грани того, чтобы вырваться наружу. Лента на его голове ощущается сейчас как никогда сильно: последняя (и первая) узда, взывающая к разуму.
— Мне кажется, нам пора зайти в дом, муж мой, — шепчет Вэй Ин практически в губы Ванцзи и затем — берёт за руку и тянет за собой. О, Ванцзи буквально желает быть утянутым.
В домике горят красные свадебные фонарики, все занавеси и ширмы заменены на алые, и спальное ложе тоже устлано алым шёлком. Здесь есть вино и закуски, а ещё (когда Ванцзи замечает это, его уши начинают гореть) на столике перед кроватью стоят два пузырька, в которых обычно хранят масла. Немедленно вспоминается, как во время их путешествия Вэй Ин однажды принёс книжку с весенними картинками, но вместо женщин и мужчин там были только мужчины.
— Смотри, Лань Чжань, я не знал, что у мужчин это происходит так! — со своей обычной восторженной искренностью воскликнул Вэй Ин и брякнул книгу прямо поверх письма, которое Ванцзи писал брату. Задохнувшись от столь неподобающей литературы (но больше, конечно, от смущения), Ванцзи изрезал книгу Бичэнем даже раньше, чем успел подумать. Вэй Ин затем сокрушался и называл его скучной ящерицей, но долго сердиться не стал и оттаял, стоило Ванцзи принести ему кувшин с вином (разумеется, не в знак извинения, Ванцзи действительно считал подобные книги неподобающими, а просто чтобы вернуть Вэй Ину хорошее расположение духа). Однако, прежде чем призвать Бичэнь, Ванцзи прочёл и запомнил всё, что увидел: и про задние врата, и про масла, и о том, как дарить наслаждение ртом. Он пока не понимал, какое удовольствие может доставить подобное, но, когда представлял на месте этих мужчин себя и Вэй Ина, неизменно испытывал неясное томление и… возбуждался.
Теперь же Ванзци предстоит брачная ночь, и он волен делать со своим законным супругом всё, чего так давно желал. И Вэй Ин, Вэй Ин тоже волен делать с ним то, что пожелает. Он же… желает?
Ванцзи выныривает из водоворота мыслей, чтобы увидеть, как его супруг сбрасывает с себя свадебное верхнее ханьфу и возится с поясом. Раздевается.
— Лань Чжань, ты не поможешь? Колокольчик запутался, и я не могу развязать…
Ванцзи тяжело сглатывает и идёт к Вэй Ину, чувствуя себя птицей, летящей на зов манка прямиком в охотничьи сети.
Руки Ванцзи, кажется, действуют сами по себе: распутывают пояс и ленту, на которой висит колокольчик с кистью, тянут за завязки, соединяющие полы нижнего ханьфу, снимают его. Вэй Ин предстаёт перед Ванцзи в одних лишь нижних одеждах, и они белоснежные, тонкие, почти просвечивающие. Чёрные волосы, которые Вэй Ин после свадьбы перехватил своей алой лентой, лежат на плече тяжёлой волной.
— Прекрасен… — шепчет Ванцзи и, напрасно пытаясь унять грохочущее сердце, наклоняется, нежно целуя Вэй Ина в лоб.
Вэй Ин замирает. И затем, вздохнув рвано, запрокидывает голову, чтобы посмотреть Ванцзи в глаза.
— Ты тоже прекрасен, Лань Чжань. Но я почти обнажён, а ты всё ещё одет. Так нечестно, муж мой.
— Вэй Ин разденет? — хмелея от собственной смелости, спрашивает Ванцзи и силой заставляет себя не зажмуриться. Ему не откажут, он уверен, но всё равно… страшно. Непривычно.
Улыбка — сияющая, любимая, способная развеять самые тёмные его страхи — озаряет лицо Вэй Ина.
— Как я могу отказать моему мужу?
Вэй Ин смелее, чем он сам, — Ванцзи знал это всегда. Уверенный, идущий за своим сердцем, не скованный правилами и чужими мнениями. Искренний, порывистый, страстный. Нижние штаны с лёгким шуршанием падают на пол, и Ванцзи оказывается полностью обнажён. Всё это время Вэй Ин смотрит ему в глаза, но руки… руки блуждают по телу Ванцзи, поглаживая, исследуя, трогая. Ванцзи до безумия нравится и хочется тоже трогать, исследовать, присваивать. Но сначала…
— Вэй Ин.
— М? — влажный розовый язык проходится по губам, заставляя Ванцзи задохнуться.
— Лента. Вэй Ин должен забрать ленту Ванцзи себе.
— О… — губы складываются в идеальную трубочку. Невыносимо. — Держать себя в узде, да? Значит, я должен… Лань Чжань, ты станешь разнузданным?
Если бы Ванцзи знал.
— Вэй Ин. Быстрее.
Руки приятной тяжестью ложатся Ванцзи на плечи, пальцы тянут за концы ленты, и она распускается.
Наконец-то.
Ванцзи рывком подхватывает Вэй Ина под бёдра и широкими шагами идёт к кровати. К брачному ложу — осознание этого вызывает отдельный восторг. Вэй Ин на алом шёлке, в просвечивающем белье, нестерпимо, немыслимо красив, Ванцзи думает, что готов умереть от этого зрелища. За такое зрелище — тоже. Вэй Ин обнимает его за шею и что-то делает, Ванцзи чувствует, как руки иногда касаются его затылка, а затем Вэй Ин приподнимается и — целует. В губы.
…
…
…
Это не первый их поцелуй.
Это первый такой поцелуй.
Это — пламя, жадность, голод, страсть и поединок, в котором не будет побеждённых, а лишь победители. Они то лижут, прикусывая, то невесомо касаются, то терзают губы друг друга, пока в груди не заканчивается воздух.
Ванцзи теперь знает, зачем ему воздух: чтобы целовать Вэй Ина. Снова.
Ему уже мало губ, и Ванцзи оставляет свои поцелуи на подбородке, скуле, ключице, шее. У Вэй Ина длинная, тонкая шея, а в межключичной ямке оказывается чувствительное местечко: когда Ванцзи касается его языком, Вэй Ина практически подбрасывает на кровати, а с губ срывается стон. В Ванцзи в этот момент, вероятно, что-то срывается, это похоже на то, как если бы драконье пламя сжигало его изнутри, но только не болью, а наслаждением.
Он берётся за руки Вэй Ина и хочет завести их ему за голову, но вместо этого застывает, потому что… потому что…
— Ты связал себя моей лентой?..
Вэй Ин молчит, безостановочно кусая губы, но смотрит с вызовом. Ванцзи вызов принимает, рывком сдёргивая с Вэй Ина бельё и одновременно разводя ему ноги. Вот так — хорошо. Так — он полностью в его власти. Целовать всё ещё хочется, но и облизывать тоже, и прикусывать. Вэй Ин мечется, вцепляется связанными руками в волосы Ванцзи. Наверное, больно, но Ванцзи не чувствует. Вэй Ин сладкий, желанный, хочется им насытиться, но Ванцзи заранее знает, что это невозможно. Этот неутолимый голод отныне будет сжигать его вечно. В паху запах Вэй Ина ярче, Ванцзи вдыхает глубоко и удивляется, когда слышит глухой рык, вырвавшийся из собственной груди.
— Ах, Лань Чжань, ты что творишь? — хнычет Вэй Ин. Он почти безостановочно говорит, зовёт по имени, это распаляет Ванцзи ещё сильнее. — Ты точно неопытен, гэгэ?
— М. Вэй Ин единственный. Навсегда.
— Лань Чжань, Лань Чжань, что ты несёшь, а? Ах…
В этот момент Ванцзи лижет головку члена Вэй Ина, и тот захлёбывается стонами. Ванцзи, довольный реакцией, вбирает член в рот полностью и начинает сосать, крепко удерживая мечущегося мужа за бёдра.
Вэй Ин очень отзывчивый и чувствительный, а ещё быстро теряет контроль: лисий хвост и уши появляются одновременно с тем, как он выплёскивается Ванцзи в рот, — и это, пожалуй, лучшая для Ванцзи награда. Чтобы не кончить самому, Ванцзи пережимает член у основания и сжимает до боли. Обстоятельность требует применить всё, что он видел в весенней книжке.
— Ох, Лань Чжань, ты такой яростный под своим холодным видом! Муж мой, откуда в тебе столько страсти? — практически мурлычет Вэй Ин, когда вновь обретает способность не стонать, а говорить внятно.
Ванцзи укладывается рядом с Вэй Ином, позволяя пристроить голову на своей груди. Он думает, что им обоим нужна передышка.
— Лань Чжань… развяжи мне руки? Затекли…
Ванцзи молча исполняет просьбу и хмурится, обнаруживая под лентой красные полосы. Дует на них, чтобы унять боль, нежно касается губами. Спрашивает:
— Больно?
Вэй Ин качает головой, улыбается, но почему-то грустно, словно надтреснуто.
— Не так больно, как было тебе.
Ванцзи замирает. Вэй Ин не мог видеть его спину, он тщательно за этим следил, значит, дева Цзян…
— Я увидел, когда тащил тебя, пьяного, из реки, — тихо говорит Вэй Ин. — Хотел снять мокрое ханьфу и… потом рыдал. Лань Чжань, я и шрамы увидел, и ленту свою на твоём запястье.
Ванцзи замирает, словно застигнутый на месте преступления вор. Ленту он впервые снял только сегодня.
— Вэй Ин… я…
— Я до этого сомневался. Я всю жизнь сомневаюсь, знаешь? Думал, да, я люблю тебя, и ты любишь меня, но… насколько я отравлю тебе жизнь? Стоит ли любовь таких жертв? Возможно, стоит просто побыть вместе и ты сам передумаешь… А потом увидел и понял, что пока я, лис-идиот, размышлял о каких-то там мнимых жертвах, ты уже жертвовал. Во имя меня. Во имя нашей любви. И я понял, что мои сомнения могли… разрушить нас, разрушить тебя, Лань Чжань! Я чуть не убил себя за это, когда понял!
Ванцзи садится и молча сгребает Вэй Ина в охапку. Того трясёт мелкой дрожью и слёзы катятся по щекам, но Ванцзи не утешает — словами. Он может утешить своим теплом, крепкими объятиями, а ещё — музыкой. Ванцзи тихонько напевает песню, которую когда-то для них сочинил, кажется, вечность назад. И это действует: Вэй Ин успокаивается, дыхание его становится ровнее, а затем он ёрзает в руках Ванцзи, пока не садится лицом к нему и не обвивает ногами бёдра.
— Ты меня любишь, Лань Чжань? Потому что я очень тебя люблю.
Ванцзи отвечает не задумываясь:
— Люблю тебя. Хочу тебя. Всё что угодно — тебя.
Вэй Ин тихонько смеётся.
— Обещаешь любить меня каждый день?
Ванцзи серьёзно кивает и — опрокидывает Вэй Ина на спину, оказываясь сверху.
— Каждый день, — клянётся он.
Они снова целуются, ведь иначе — зачем им воздух? И снова распаляются. В этот раз Вэй Ин сам разводит ноги и, пунцовея щеками, просит:
— Хочу сделать это с тобой, Лань-эр-гэгэ.
Ванцзи молча тянется за маслом.
Это на самом деле сложно. Член Ванцзи несоразмерен с узким входом Вэй Ина, и, когда Ванцзи пытается войти, Вэй Ин вскрикивает от боли. Ванцзи немедленно останавливается.
— Ах, Лань Чжань, как больно! Как они это делают, муж мой?! Я умру, я не выдержу!
Ванцзи отстраняется. В книжке не было ничего про то, как облегчить соитие, только про масло. Но, возможно, нужно сначала попробовать что-то поменьше, чем член?.. Ванцзи напряжённо думает, рефлекторно поглаживая Вэй Ина по ягодице. Собственные пальцы вблизи покрасневшего, сжатого входа наводят Ванцзи на мысль, и он слегка давит на вход мизинцем. Скользкий от масла, палец почти без труда проникает внутрь. Вэй Ин удивлённо вскидывает голову.
— Палец? Но…
— Попробую, — кратко бросает Ванцзи в качестве объяснения и со всей присущей ему серьёзностью, берётся за дело. Он меняет пальцы, затем пробует присоединить к одному второй, а затем третий, и с каждым разом получается всё лучше. Пальцы скользят свободнее, Ванцзи даже разводит их внутри, и Вэй Ин только иногда морщится, а потом Ванцзи что-то задевает, и он восторженно ахает, стонет и подмахивает бёдрами, стремясь усилить давление.
— Что это?! Лань Чжань, сделай так снова… ох! Ещё! Гэгэ!
Член Вэй Ина вновь твердеет, Ванцзи, довольный собой, лижет красную головку. Четыре пальца и нужный угол — теперь, вероятно, можно поменять пальцы на член.
Вэй Ина Ванцзи переворачивает, и тот послушно встаёт на колени, прогибаясь в пояснице. Ещё немного масла — и у них получается.
— Гэгэ, ты такой большой, так хорошо, ты так меня растягиваешь, а-ах! — Вэй Ин болтает без умолку, но для Ванцзи это значит прежде всего то, что Вэй Ину действительно хорошо, потому что, когда плохо, — Вэй Ин молчит.
Внутри тесно, горячо, и почти нестерпимо хочется сразу начать двигаться быстро, с силой вбиваясь в желанное тело, но, разумеется, Ванцзи сдерживается. Это их первый раз, всё должно быть настолько идеально, насколько возможно. Он начинает с крошечных толчков, стараясь задевать то место, давление на которое дарит Вэй Ину наслаждение, и, когда это получается, когда Вэй Ин расслабляется и пытается насадиться на его член сам, — убыстряется. А ещё целует — спину, шею, гладит плоский живот, грудь, бёдра. Вэй Ин прекращает разговаривать, только стонет, прогибается ещё больше, колени беспомощно разъезжаются, потому что Ванцзи уже не сдерживается.
Кончая, Вэй Ин выкрикивает его имя, и тогда Ванцзи кончает тоже, и тоже — с именем мужа на губах.
Когда за окном брезжит первыми искрами солнца рассвет, Вэй Ин обессилен настолько, что почти не в состоянии шевелиться. Ванцзи моет его в деревянной бочке, куда приносит на руках. Они оба сбились со счёта, сколько раз любили друг друга этой ночью. Ванцзи не может сдержать нежной улыбки, когда Вэй Ин что-то бессвязно бормочет, пока он заворачивает его в чистое покрывало, чтобы обсушить.
— Вэй Ин, спи, — тихонько просит Ванцзи. — Поговорим позже.
Но его муж всегда был упрямым, поэтому трясёт головой и усилием воли открывает глаза.
— Лань Чжань… когда ты сказал, что будешь любить меня каждый день, ты же не имел в виду вот это? — и Вэй Ин кивает в сторону разворошённого постельного ложа. — Пожалуйста, скажи, что нет!
Ванцзи внутренне смеётся и хочет зацеловать своего залюбленного мужа. Ну да — снова. Однако вместо этого он делает максимально серьёзное лицо и убеждённо кивает.
— Каждый день, значит, каждый день!
Вэй Ин прячет голову в покрывало и громко стонет.
Несколько дней спустя Ванцзи с семьёй покидают гостеприимный город.
— Мы же ещё сюда вернёмся? — спрашивает а-Юань, когда городские ворота практически скрываются из виду. Я обещал своим друзьям, что мы вернёмся!
— Ты так подружился с ребятами Сюэ, да, Редисочка? — Вэй Ин треплет сына по голове и поправляет седло на Яблочке.
— Да, особенно с Сюэ Яном! Он даже делился со мной сладостями, хотя очень-очень их любит!
— Ну, тогда придётся вернуться. На годовщину свадьбы, например, да, Лань Чжань?
— Мгм.
— А кстати, как называется этот город?
— А я знаю, я знаю! — сияет а-Юань. — Ян-Ян мне сказал! Этот город называется город И!
Их путешествие подходит к концу в середине осени. К этому времени Вэй Ин всё чаще вспоминает пещеру с кроликами и то, как хорошо им было там жить. Ванцзи кивает, улыбается и делает вид, что не замечает, как их путь плавно поворачивает к Гусу.
Во всех землях готовятся к уборке урожая и зиме, когда однажды вечером Ванцзи открывает плетёную калитку и уверенно ведёт свою семью к стоящему на холме дому.
— Это что, постоялый двор? — удивляется Вэй Ин. — Какой маленький и как-то на отшибе города. О, здесь есть пруд с лотосами! Смотри, Редисочка, лотосы!
Вэй Ин хватает сына за руку, и они буквально несутся к воде. Ванцзи угощает Яблочко его любимым лакомством и отпускает пастись — травы здесь предостаточно.
— Кролики! Папочки, тут кролики! — кричит а-Юань мгновение спустя и, бросив Вэй Ина у пруда, несётся к дому, у которого действительно прыгают белый и чёрный кролик.
Ванцзи подходит к мужу и встаёт рядом. Вид у Вэй Ина несколько потрясённый.
— Пруд с лотосами. Кролики. Дом на границе Гусу и Юньмэна. Лань Чжань, это…
— Наш дом, — кивает Ванцзи. — Наши братья помогли мне здесь всё устроить ещё до путешествия. Я хотел, чтобы у вас с а-Юанем было место, куда вы всегда могли бы вернуться.
Вэй Ин набирает в грудь воздуха, но, кажется, не в силах вымолвить ни слова. Поэтому — он просто протягивает руки, и Ванцзи, ни мгновения не колеблясь, заключает его в объятия. А-Юань звонко смеётся, пытаясь поймать Бая и Хена (кролики продолжали мирно жить в пещере, когда Ванцзи за ними пришёл), Яблочко щиплет траву на пригорке, и всё вокруг наполнено абсолютным покоем. Именно его Ванцзи чувствует сейчас в своём сердце.
Им ещё многое предстоит: отправиться на свадьбу девы Цзян и Цзинь Цзысюаня, определить, как а-Юань станет добираться на занятия в Облачные глубины, и главное, сообщить родным и близким о том, что они теперь мужья (и не пасть жертвами гнева дяди и главы клана Цзян).
Всё это обязательно случится — в недалёком и далёком будущем, но здесь и сейчас важно лишь то, что они вместе.
— Люблю тебя, — говорит Вэй Ин.
— Люблю, — эхом откликается Ванцзи, а потом — они смотрят друг на друга и улыбаются: небесный синий дракон и его хули-цзин.
Наказание
читать дальшеНесмотря на выраженное согласие, Вэй Ин явно продолжает колебаться и искать причины, чтобы избежать своего присутствия на Совете Кланов.
— Лань Чжань, Лань Чжань, я не могу пойти!
Ванцзи вопросительно смотрит.
— Нам не с кем оставить а-Юаня! Я не доверяю слугам!
— Никаких слуг. А-Юань останется с надёжным человеком.
— Каким? Ведь ты тоже будешь на Совете! — горячо возражает Вэй Ин.
— Зато я — не буду, — говорит дева Цзян, и Ванцзи сторонится, пропуская её в приоткрытую им ранее дверь. — А-Сянь, я достаточно надёжный человек?
— Шицзе! — Вэй Ин теряет свой пыл буквально на глазах и сникает. — Я… конечно, ты надёжна.
Дева Цзян и Ванцзи обмениваются понимающими взглядами. Они оба знали, что это не будет легко.
— Сянь-Сянь, я присмотрю за а-Юанем, потому что ты должен пойти. Я тоже тебя об этом прошу.
Вэй Ин больше не возражает. Он воркует на прощание с проснувшимся а-Юанем (мальчик сразу проникается расположением к деве Цзян и доверчиво вкладывает свои пальчики в протянутую ею руку), и затем они с Ванцзи уходят.
Совет Кланов в обычное (мирное) время— ежегодное весьма пафосное мероприятие, на котором между обильными обедами и ужинами решаются клановые вопросы, касающиеся самых различных сфер жизни. Этот Совет — внеочередной, победный, праздничный, но и тревожный: слишком многое произошло, слишком сильны ещё вкус победы и горечь утрат (не только клан Цзян, многие кланы понесли огромные потери). Клан Лань, сохранивший нейтралитет в войне, должен в этот раз представлять только глава (фактически это всегда Сичэнь, как наследник), но участие Ванцзи в итоге привело на Совет, помимо дяди, ещё трёх Старейшин. Все они (кроме, разумеется, Сичэня) смотрят на Ванцзи с тщательно скрываемой яростью. Ванцзи полностью этот факт игнорирует, кланяясь им по всем правилам, и занимает своё место позади делегации. Вэй Ин уходит к клану Цзян (по залу бегут недовольные шепотки, но Цзян Ваньинь сидит с непроницаемым лицом, и только треск Цзыдяня выдаёт его напряжение) и опускается за спиной названого брата. Недовольный гул усиливается.
Ванцзи точно знает, что протокол сегодня соблюдаться не будет. И оказывается прав.
— А нам обязательно проводить Совет в присутствии… нарушителя? — поднимается невысокий заклинатель с бледным, одутловатым лицом. — Клан Су оскорблён этим фактом.
Су Ше. Глава Клана Су. Ванцзи вспоминает, что Су Ше проходил обучение в Облачных глубинах, но был изгнан за нарушение сразу нескольких Правил как раз незадолго до отправки Ванцзи в уединение.
Пока Цзинь Цзысюань находится с ответом, его сводный брат буквально вырастает посреди зала и низко кланяется всем собравшимся.
— Прошу внимания и терпения, уважаемые заклинатели! Клан Цзинь ценит мнение каждого из вас, но господин Вэй — второй ученик клана Цзян, и пока этот факт неизменен, даже несмотря на известные… трагические события.
“Расчёт верен”, — констатирует Ванцзи и не сводит взгляда с Вэй Ина. Тот сидит с непроницаемым лицом, зато Цзян Ваньиня буквально перекашивает при очередном упоминании смерти родителей.
— Клан Цзян может терпеть его и дальше, но Вэй Усянь использовал своего внутреннего зверя на войне, а это запрещено! — выкрикивает Су Шэ. Разумеется, его активно поддерживают.
Цзинь Гуанъяо театрально разводит руками.
— И он убил Вэнь Жоханя! Кто даст гарантию, что Вэй Усянь не завладел Стигийской Печатью и не убьёт при случае нас всех? — на этот раз ораторствует Цзинь Цзисюнь. Волнение в зале усиливается. Цзинь Гуанъяо торжествующе улыбается.
— Боюсь, такой гарантии не может дать никто.
— Нет у него никакой Печати! — рявкает Цзян Ваньинь. — Вести он себя не умеет, это да, но Вэй Усянь не убийца!
Все вскакивают и начинают кричать, возражая наперебой, Цзинь Цзысюань безуспешно пытается призвать к порядку, и только Вэй Ин сидит, глядя в глаза Ванцзи и стискивая зубы. В его взгляде Ванзци читает боль и отчаяние. «Я же говорил тебе, Лань Чжань!» — вот что означает этот взгляд.
Ванцзи сожалеет, что Вэй Ину приходится проходить через подобное испытание, но разве он сам здесь не затем, чтобы всё исправить?
Ванцзи поднимается и выходит вперёд, вставая напротив Цзинь Гуанъяо, но на него не обращают ровно никакого внимания: галдящие заклинатели похожи на шумных базарных тёток; и Ванцзи как никогда жаль, что не все кланы придерживаются (хотя бы основных) Правил клана Лань.
Однако ему известно, как прекратить этот беспорядок. Дождавшись краткого мгновения, когда шум немного стихает, Ванцзи громко произносит:
— Стигийская печать у меня.
И затем буквально наслаждается обрушившейся на него тишиной.
Цзинь Гуанъяо приходит в себя первым.
— Второй молодой господин Лань, это правда? — вкрадчиво интересуется он, и глаза его горят хищным блеском.
— Лгать запрещено, — спокойно отвечает Ванцзи.
Спустя ещё одну порцию тишины Цзинь Гуанъяо улыбается ему так, что дракон внутри начинает угрожающе рычать.
— Так отдайте же её мне… то есть я хотел сказать, отдайте её Совету, чтобы он мог принять решение о том, что с ней делать.
Ванцзи удовлетворённо прикрывает глаза: именно на эту реакцию он и рассчитывал.
— Сначала Ванцзи просит Совет снять все ложные обвинения с Вэй Усяня.
Зал вновь начинает протестующе гудеть, но Цзинь Гуанъяо раздражённо машет рукой, и все стихают.
— Господин Лань изволит выдвигать настолько… невыполнимые условия?
— Вэй Усянь невиновен, — упрямо повторяет Ванцзи. — Признать это — невыполнимое условие?
— Не из-за него ли погиб глава клана Цзян с супругой? — выкрикивает кто-то со стороны клана Не. Краем глаза Ванцзи видит, как Вэй Ин вытягивается в напряжённую струну.
— Если я одолею вас в честном поединке, придёте ли вы в Облачные глубины, чтобы убить моего дядю и брата? — вопросом на вопрос отвечает Ванцзи, обернувшись к незнакомому заклинателю. Тот хмурит брови и невольно берётся за рукоять своей сабли.
— Если всё честно, разумеется, нет!
— Разумеется, — кивает Ванцзи. — Вэй Усянь честно увёл у Вэнь Чао добычу на Ночной охоте, а тот напал на Пристань Лотоса среди ночи безо всякого предупреждения. Несёт ли Вэй Усянь в таком случае ответственность за чужое решение и подлость?
— Но всем известно, что он провоцировал Вэнь Чао! — снова выкрикивает Су Ше.
— Всем известно, что сплетничать о других запрещено. Полагаю, глава Клана Су помнит по крайней мере об этом Правиле? Потому что в Облачных глубинах известно, что у некоторых учеников были проблемы с их запоминанием и соблюдением.
Су Ше краснеет так же стремительно, как возвращается на своё место.
Ванцзи смотрит на Вэй Ина, а тот смотрит на него — с восторгом и удивлением одновременно. Ванцзи не может сдержаться и улыбается ему краешком губ, а затем вновь обращается к Совету.
— Полагаю, вопрос о событиях в Пристани лотоса снят?
— Пусть так, — медленно, словно нехотя, признаёт Цзинь Гуанъяо. — Но господин Вэй преступил закон о внутреннем звере. И должен понести наказание.
— Я и не пытаюсь его избежать, — вдруг громко заявляет Вэй Ин, поднимаясь со своего места и тоже выходя в центр зала. — Честно говоря, я и не рассчитывал, что задержусь на этом свете так долго (Ванцзи холодеет от одной только мысли о подобном исходе), но так случилось, что меня обнаружил Лань Чжань. А я не встречал ещё человека благороднее…
Вэй Ин нежно ему улыбается, и Ванцзи чувствует, как в груди разливается тепло, словно весна проросла в его теле и пустила ростки любви.
— Скажите, господин Гуанъяо, — продолжает Вэй Ин, и тон его становится задумчивым. — В конечном итоге это же вы были тем, кто придумал план по… устранению Вэней с помощью чар хули-цзина?
— Что? А-Яо, это предложил ты? — Ванцзи слышит севший голос Сичэня и печально прикрывает глаза. Вэй Ин говорит о том, о чём догадывался он сам и к чему тоже хотел апеллировать (пусть даже вслепую).
Цзинь Гуанъяо приподнимает брови и не выглядит ни напряжённым, ни испуганным.
— Господин Вэй, но это была просто беседа, а не принуждение. Никто не заставлял приводить вас этот план в жизнь. Как только что справедливо заметил второй молодой господин Лань, несу ли я ответственность за ваше… решение?
Вэй Ин горько усмехается и чешет нос.
— Нет, что вы, господин Цзинь, я говорил не об этом. Я решил участвовать в Аннигиляции Солнца, потому что несправедливости, подлости и кровавых жертв со стороны Вэней стало несоразмерно много. Я не мог… потерять кого-то ещё. Стигийская печать… пока я был в Безночном городе, узнал, что именно печать давала армии Вэней столь огромную силу, но одновременно вытягивала из них всё человеческое. Я не пытаюсь избежать наказания или смягчить его, но рад, что печать у Лань Чжаня. Любого другого она подчинила бы своей власти, как подчинила Вэней.
Вэй Ин замолкает и церемонно кланяется:
— С вашего позволения, этот недостойный вернётся на своё место.
В зале тихо переговариваются, пока он идёт к своему клану, Ванцзи слышит в этом говоре много сомнений и тревоги. Он хочет продолжить, когда вдруг со стороны его собственного клана раздаётся:
— Правильно ли я понимаю, что целью клана Цзинь было не только уничтожить Вэней, но и завладеть Стигийской печатью?
Ванцзи оборачивается, как раз чтобы увидеть, как дядя обходит стол и направляется к нему. Цзинь Цзысюань тоже поспешно встаёт.
— Как исполняющий обязанности Главы, я заявляю, что таких намерений у нас не было!
— У вас — возможно, господин Цзинь, — кивает дядя, оглаживая свою бородку. — Но как насчёт вашего отца? И… господина Гуанъяо? Можете ли вы ручаться за них?
Цзинь Цзысюань, открывает рот, чтобы ответить положительно, но затем лицо его омрачается. Ванцзи может понять, о чём тот думает: распутство и алчность его отца, Цзинь Гуаншаня, ни для кого не секрет.
— Я… но мой брат… — Цзинь Цзысюань переводит взгляд на Цзинь Гуанъяо в поисках поддержки. — Мой брат не стал бы… правда, а-Яо?
— Разумеется. — Цзинь Гуанъяо впервые за всё время улыбается почти искренне. — Я думал лишь о том, что, возможно, есть способ использовать силу Печати во благо…
— Это недопустимо, — категорично возражает дядя. — Наши предки не зря разбили Печать и запечатали осколки. Поскольку сейчас один осколок у Ванцзи, а корысть и ложь запрещены в клане Лань Правилами, я прошу позволения её запечатать. А также в знак того, что клан не участвовал в войне и, значит, не понёс никаких потерь, мы берём на себя всю ответственность по хранению осколка Печати и готовы оказать любую помощь пострадавшим кланам и их территориям.
Ванцзи смотрит на дядю с чувством глубокого удовлетворения. Он совершенно не ожидал подобной поддержки (не после того, что натворил), но дядя, стоящий рядом, непоколебим, как гранитная стена Правил в Облачных глубинах, и Ванцзи вдруг начинает верить, что всё закончится хорошо.
Затем им с Вэй Ином (и ещё части присутствующих) приходится покинуть Совет, поскольку далее на нём начнут обсуждаться вещи, на которые они уже не в силах повлиять, в том числе наказание Вэй Ина и разделение территорий клана Вэнь. Ванцзи кланяется дяде и Сичэню, и брат ободряюще ему улыбается.
— Я навещу тебя позже, — обещает он. Ванцзи кивает, покидая зал вслед за остальными заклинателями.
Вэй Ин ждёт его у основания огромной лестницы, которую следует миновать, чтобы спуститься с башни Кои. Когда Ванцзи подходит, он делает шаг навстречу и слегка запрокидывает голову. Его взгляд полон всё того же удивления и восхищения, что Ванцзи видел раньше.
— Лань Чжань, ты защитил меня, — сияя, говорит Вэй Ин. — Я… никто никогда меня не защищал, но, Лань Чжань, я действительно виноват, тебе не стоило…
— Ванцзи тоже виноват. Позволил Вэй Ину уйти. Не остановил. Не смог прийти сразу. Вэй Ин виноват. Ванцзи виноват. Мы оба.
Вэй Ин порывисто вздыхает, и его глаза наполняются слезами, тогда как губы продолжают улыбаться.
— Чем я заслужил тебя, Второй Нефрит клана драконов Лань, Лань Ванцзи, Лань Чжань?
Больше всего на свете Ванцзи хочет ответить поцелуем, но они не одни, и он не уверен, что Вэй Ин одобрит такое проявление чувств, поэтому просто протягивает руку и, когда Вэй Ин вкладывает в неё свою, тянет его к ступеням.
Лестница неимоверно длинная, а ладонь в руке — очень горячая. Ванцзи думает о том, что готов преодолевать любые лестницы мира, если ладонь в его руке никогда не исчезнет.
Они идут через один из многочисленных садов, разбитых вокруг башни Кои, когда на них буквально выпрыгивает серебристый волчонок. От неожиданности Ванцзи резко останавливается, и Вэй Ин, идущий чуть позади, врезается в его плечо, едва не потеряв равновесие. Чтобы вернуть опору, Ванцзи придерживает Вэй Ина за талию. Волчонок меж тем, радостно поскуливая, встаёт передними лапами на ханьфу Вэй Ина.
— Редисочка, ты почему здесь? Где шицзе? — Вэй Ин гладит волчонка — а-Юаня — между ушами и оглядывается.
— А-Юань, подожди меня, ты же обещал не убегать! — запыхавшийся голос девы Цзян раздаётся из-за пышных зарослей белоснежных пионов (Ванцзи узнаёт знаменитый сорт “Сияние среди снегов&rdquo, а затем она сама выходит на дорожку. — О, Сянь-Сянь, Ванцзи, вы уже освободились и… я вижу, всё прошло хорошо?
Она многозначительно смотрит на руку Ванцзи, так и не отпустившую талию Вэй Ина, и улыбается.
Ванцзи смущённо откашливается и принимает более… благопристойную позу (то есть просто опускает руку), а Вэй Ин начинает радостно жестикулировать, одновременно умудряясь гладить а-Юаня.
— Они там сейчас думают, как меня наказать, но, шицзе, знаешь, знаешь, Лань Чжань — мой герой! Он и раньше им был, но он защитил меня сегодня, шицзе! Я так польщён и растроган, я…
Дева Цзян смеётся, и её смех, добрый и солнечный, рассыпается по парку хрустальными колокольчиками. Ванцзи слушает этот смех, и похвалы Вэй Ина, и радостное поскуливание а-Юаня, думая о том, как же много вещей теперь дарят ему ощущение счастья.
— Если вы уже освободились, я тогда вернусь в башню и дождусь результатов Совета, — говорит дева Цзян, после многочисленных “конечно, а-Сянь, я тоже восхищаюсь Ванцзи”. — Я уверена, что наказание не будет слишком строгим, но на всякий случай спрошу а-Чэна и Цзысюаня так ли это. А-Юань, мне очень приятно было с тобой познакомиться.
Серебристый волчонок оставляет в покое ноги Вэй Ина и подбегает к деве Цзян, садится и несколько раз опускает голову — кланяется. Дева Цзян снова смеётся и гладит а-Юаня между ушами, как недавно гладил Вэй Ин.
— Мы ещё увидимся, а пока слушайся своих… родителей.
— Шицзе! — смущённо восклицает Вэй Ин, а-Юань радостно тявкает, а Ванцзи с восторгом обнаруживает, что ему очень нравится, как это звучит. “Родители”. Они с Вэй Ином родители а-Юаня!
— Лань Чжань! Лань Чжань, ты меня слышишь? — Вэй Ин машет перед лицом Ванцзи рукой, и тот выныривает из своих счастливых грёз, обнаруживая заодно, что дева Цзян ушла.
— Ванцзи… слышит.
— Хм… — Вэй Ин разглядывает его с преувеличенным вниманием. — Никогда не видел, чтобы Лань Чжань так часто улыбался. Может этот недостойный узнать, что сделало тебя таким счастливым?
— Мгм. — Ванцзи нечего скрывать. — Это сделал Вэй Ин.
Краска смущения ещё сильнее заливает лицо Вэй Ина, и он притворно хватается за сердце.
— Что за жестокий дракон Лань! Разве можно говорить такие вещи без предупреждения?! Я могу не вынести!
— Вздор!
Ванцзи тоже смущён и, чтобы скрыть своё смущение, подхватывает а-Юаня на руки и шагает прочь. Вэй Ин звонко смеётся ему в спину и бросается догонять.
Поздно вечером, когда Вэй Ин уходит укладывать а-Юаня, слуга приносит записку от Сичэня.
«Брат, Совет закончен, встретимся завтра утром. Дядя тоже будет. Благодарю за идею: А-Яо назначен наместником земель Вэнь и отправится в Безночный город завтра же. Я и Не Минцзюэ будем его контролировать. Лань Сичэнь».
Несмотря на то, что в записке нет ни слова о том, какое наказание избрали для Вэй Ина, Ванцзи отчего-то не испытывает тревоги. Если бы решение было плохим, брат не стал бы откладывать визит, да и дева Цзян тоже вряд ли осталась в стороне.
Поэтому Ванцзи спокойно идёт узнать, почему процесс укладывания а-Юаня так затянулся. Он вообще удивлён, что сын нуждается в чьём-то присутствии, чтобы заснуть, но, очевидно, а-Юань привык к этому, когда жил с Вэй Ином. Ванцзи не против, он только жалеет, что сам ни разу не спросил сына о том, как ему лучше отходить ко сну.
Они спят оба: на спине, распластавшись по ложу двумя морскими звёздами, маленькой и большой. Ванцзи тихонько вздыхает и осторожно перекладывает своих любимых в более подобающие позы, укрывает и ложится рядом, так, что а-Юань оказывается посередине. Ванцзи осторожно обнимает сына и почти уже проваливается в сон, когда поверх его руки опускается ещё одна. Ванцзи открывает глаза, чтобы встретиться с сонным взглядом Вэй Ина.
— Лань Чжань, я что, уснул?..
— Мгм. Вэй Ин устал.
— Ммм… да нет, это всё Редисочка. Он меня заболтал. Ты… поспишь с нами, Лань Чжань?
Ванцзи кивает. Вэй Ин расцветает улыбкой и ёрзает, устраиваясь поудобнее. Несколько прядей волос падают ему на лицо, и он смешно морщится, пытаясь их смахнуть. Ванцзи помогает, с трепетом касаясь шелковистых волос. Он хотел бы зарыться в них лицом, обнять Вэй Ина и проводить так каждую ночь. Кажется, Вэй Ин думает о чём-то подобном, потому что слегка трётся о ладонь Ванцзи и счастливо жмурится.
— Так хорошо… погладь меня ещё, Лань Чжань… даже если я не заслужил, погладь.
Ванцзи хмурится.
— Вэй Ин заслужил.
Ему не отвечают, но морщинка на переносице Вэй Ина теперь почти не исчезает: знак горечи и потерь, которые, кажется, навсегда нашли отпечаток на его лице. Ванцзи собирается стереть эту морщинку навсегда, правда, пока ещё не знает как…
На разговор с дядей и Сичэнем Ванцзи и Вэй Ин идут вдвоём, снова оставив а-Юаня под присмотром девы Цзян, которая сообщила, что при разговоре будет присутствовать и Цзян Ваньинь.
— Ну, спасибо, хоть весь Совет снова не собрали, — ворчит Вэй Ин, на что Ванцзи никак не реагирует, а дева Цзян просто ободряюще сжимает названому брату руку. Вэй Ин нервничает, хотя и всячески делает вид, что готов к любому исходу событий.
— Если меня посадят за решётку, ты будешь по мне скучать, Лань Чжань? — спрашивает он и нарочито смеётся. — А навещать будешь?
— Мгм.
— А если меня выпорют или наложат ограничивающие заклятия, ты станешь меня защищать?
— Мгм.
— А если…
Ванцзи резко останавливается, и Вэй Ин останавливается тоже.
— Ты чего, Лань…?
— Никогда не оставлю Вэй Ина. Всегда буду рядом.
Вэй Ин ошеломлённо распахивает глаза. Он словно не верит, не в силах поверить, что действительно услышал то, что услышал.
— Что ты такое говоришь, Лань Чжань?.. — внезапно севшим голосом спрашивает Вэй Ин и звучит почти жалобно. — Не слушай меня, я то ещё трепло, я не имел в виду… я не хочу мешать тебе жить.
— Нет жизни без Вэй Ина, — твёрдо возражает Ванцзи. — А-Юань и Ванцзи хотят быть с Вэй Ином. Всегда. Вэй Ин позволит?
Наверное, Вэй Ин хочет ответить, но рыдания, рвущиеся из горла, и слёзы, бегущие по щекам, мешают ему это сделать. И когда ни одна из попыток хоть что-то сказать не увенчивается успехом, он просто нерешительно кивает. Ванцзи чувствует себя так, будто очень долго летел куда-то в неизвестность, а теперь обрёл цель.
Они соединяются в объятии, и сложно сказать, кто делает к этому первый шаг. Возможно, Ванцзи представлял этот разговор несколько иначе, не на дорожке возле одной из конюшен, мимо которых лежит их путь. Но теперь, когда все слова сказаны, он думает, что нет более идеального места и времени, чем те, что соединили их друг с другом.
Встреча проходит в огромной беседке, утопающей в пионах и искрящейся золотом, словно парящий в пене облаков фэн-хуань. В целом Ванцзи оценивает атмосферу, царящую здесь, как нейтральную (Сичэнь благодушно улыбается, Цзян Ваньинь напряжён, а дядя задумчив). Они с Вэй Ином здороваются, кланяются и усаживаются в подобающих позах на приготовленные места.
Дядя откашливается.
— Что ж, я озвучу решение Совета кланов в отношении господина Вэя и решение, принятое старейшинами, в отношении Ванцзи.
Вэй Ин бросает в сторону Ванцзи удивлённый взгляд, но тот спокоен и невозмутим, как всегда. Не только Вэй Ин виновен, он сам тоже натворил достаточно.
— Касательно молодого господина Вэя: за использование внутреннего зверя на войне его золотое ядро должно быть ограничено не менее чем на две трети на срок в два десятилетия.
Ох. Ванцзи бросает косой взгляд на Вэй Ина, но тот лишь слегка пожимает плечами, словно это не его превратят практически в человека, оставив возможность использовать только низшую форму зверя — обычного лиса.
— Также, — продолжает дядя, — господину Вэю всё время ограничения надлежит находиться под контролем заклинателя любого клана, кроме клана Цзян, дабы избежать новых возможных нарушений.
“Кроме клана Цзян?” — удивляется про себя Ванцзи, а Вэй Ин задаёт этот вопрос вслух.
— Я не понимаю… а почему не Цзяны?
Цзян Ваньинь раздражённо фыркает:
— Они посчитали, что мы слишком пристрастны и будем тебя покрывать!
Вэй Ин тоже фыркает, но весело:
— Они просто не знают, что ты сильнее всех хочешь переломать мне ноги.
Ванцзи чуть расслабляется, а потом дядя откашливается, призывая к вниманию.
— Что касается господина Вэя — то это всё. Что касается Ванцзи… основное наказание уже приведено в исполнение. За новые нарушения — самовольное вступление в войну, ослушание, дружбу с недостойными людьми — Ванцзи надлежит быть изгнанным из клана. Однако, принимая во внимание его заслуги на вышеупомянутой войне и сохранение Стигийской печати, этот срок сокращается до двадцати лет, и именно Ванцзи выбран для контроля за господином Вэем. В наказание.
В наказание?!
В наказание…
Вероятно, у Ванцзи сейчас очень… нетипичное выражение лица, потому что Сичэнь тихонько смеётся, и Цзян Ваньинь тоже (хотя и не очень тихонько).
Зато Вэй Ин хохочет в голос.
— Лань Чжань, Лань Чжань, — сквозь смех произносит он. — Мне кажется, что из нас двоих сильнее наказали не меня!
Ванцзи готов согласиться практически со всем, что говорит Вэй Ин, но в этот раз он, как никогда, убеждён, что Вэй Ин очень, очень сильно ошибается.
Всегда поймаю
читать дальшеОни покидают поместье на территории Вэней к вечеру и сразу же берут курс на земли клана Цзинь, где, собственно, и планируется провести Совет. Из-за достаточно большого количества раненых заклинателям приходится передвигаться по земле, и, согласно расстоянию, которое им нужно преодолеть, прибудут они как раз накануне события. Ванцзи этому факту весьма рад: брат прислал подтверждение, что прилетит на Совет вместе с дядей и а-Юанем в день его проведения, так что Вэй Ин таким образом в любом случае на него попадает и не нужно искать какие-то причины, чтобы просить его задержаться в случае, если они сами прибудут раньше.
Дева Цзян в пути оказывает бесценную поддержку, потому что очевидно, что Вэй Ина… избегают. Ванцзи то и дело ловит косые взгляды и слышит шепотки, которые, впрочем, тут же обрываются, стоит лишь ему взглянуть на сплетников в ответ. Прискорбно, что закрыть рты всем он не в состоянии. Потому что Вэй Ин тоже всё видит и слышит и, хотя изо всех сил делает вид, что его это не трогает, старается сторониться — Ванцзи, девы Цзян, Цзян Ваньиня, Цзинь Цзысюаня — тех, кто так или иначе продолжает с ним общаться.
— Вэй Усянь! Перестань тормозить, бесишь! — в конце концов не выдерживает Цзян Ваньинь и практически за шкирку возвращает Вэй Ина в его окружение.
— Я забочусь о вашей репутации, Цзян Чэн!
— Раньше надо было о ней заботиться! А теперь шагай и не позорь клан Цзян ещё больше!
Ванцзи ловит себя на мысли, что, несмотря на очевидную грубость, метод Цзян Ваньиня действует: Вэй Ин прекращает пытаться увильнуть куда-то в конец колонны. И затем дева Цзян вовлекает в неспешные разговоры всех вокруг себя, включая не только Вэй Ина, но и самого Ванцзи.
И лишь ночами, когда разбивают лагерь на ночлег и все разбредаются по местам, Вэй Ин… исчезает. В первый раз Ванцзи, вернувшись после омовения с реки и не найдя его на импровизированном спальном ложе (подушка из трав и покрывало), невыносимо пугается. Но затем даёт себе приказ прислушаться и не напрасно: откуда-то издалека доносится тихая мелодия флейты. Ванцзи следует на звук и в конечном итоге находит Вэй Ина сидящим высоко на дереве. Звучащая мелодия Ванцзи знакома: её он сочинил когда-то сам, а Вэй Ин, вероятно, запомнил в те времена, когда они жили вместе. Запомнил, значит, ему понравилось… Эта мысль заставляет Ванцзи улыбнуться. Он не окликает Вэй Ина, просто достаёт гуцинь и опускается с ним на траву. Когда звучат первые ноты, флейта на мгновение испуганно смолкает, но тут же оживает вновь, уверенно подхватывая мелодию.
Когда песня подходит к концу и сумерки полнятся только звуками леса, Ванцзи встаёт и молча протягивает руки к кроне дерева, туда, где на одной из ветвей сидит Вэй Ин. Его не заставляют ждать: Вэй Ин прыгает и попадает точно в объятия. Ванцзи сжимает руки вокруг тонкой талии, затянутой белым траурным поясом, и хочет продлить это ощущение подольше. Не отпускает.
— Всегда поймаешь, да? — бормочет Вэй Ин куда-то в плечо Ванцзи, на которое он кладёт голову.
— Всегда.
— А если я буду часто падать? Если весь мир будет ненавидеть меня настолько, что столкнёт в пропасть?
— Найду способ объяснить миру, что Вэй Ин не заслуживает ненависти. Но сначала прыгну вслед за тобой.
Вэй Ин в ужасе отшатывается.
— Нет! Лань Чжань, ты не можешь умереть! Тем более из-за такого лиса, как я, ты не… ты что, улыбаешься?!
Его лицо настолько ошеломлённое и возмущённое одновременно, что Ванцзи невольно вздыхает (Вэй Ин всё же порой слишком забывчивый).
— Никто не умрёт. Спасу Вэй Ина. Драконы умеют летать.
Возмущение на лице напротив сменяется яркой улыбкой. Ванцзи заворожён этим зрелищем: это первый раз за бесконечно долгое время, когда Вэй Ин ему так улыбается.
За несколько дней пути Ванцзи успевает смириться с ночными отлучками Вэй Ина. Он понимает, что иногда каждому необходимо побыть наедине с собой, поэтому кроме самого первого раза больше не ходит за Вэй Ином, но и не ложится спать, пока тот не возвращается. Вэй Ин пытается убедить его так не поступать, даже ругается, но Ванцзи раз за разом продолжает делать по-своему.
— Выбор Вэй Ина — уходить. Выбор Ванцзи — ждать.
После этой фразы Вэй Ин прекращает настаивать и больше не уходит надолго.
В Ланьлине вовсю бушует весна. Расцветают цветы, травы словно наполнены сиянием изумрудов, а солнце расшивает шёлковую синеву небес тонкими золотыми нитями.
— Мы как будто шагнули из Диюя в царство небожителей, — задумчиво выражает общую мысль Вэй Ин и тянется сорвать полураспустившийся пион.
— Ну и зачем тебе понадобился цветок? — бурчит Цзян Ваньинь. — Веди себя прилично, мы на территории клана этого павлина… кхм…
Цзян Ваньинь закашливается, получив шлепок по руке от девы Цзян и её строгий взгляд.
— Я хотел сказать «фэн-хуаня», да! А-цзе, тебе послышалось!
Все смеются, даже Цзинь Цзысюань, а Вэй Ин подходит к Ванцзи и ловко вдевает ему пион в волосы около уха.
Ванцзи замирает. Все замирают.
— Ты что творишь, бесстыдник?! — шипит пришедший в себя первым Цзян Ваньинь и бросается на Вэй Ина с целью задать трёпку, но Вэй Ин с хохотом отскакивает в сторону и затем прячется за спиной Ванцзи.
— Не злись, Цзян Чэн! Я просто хотел подчеркнуть красоту Лань Чжаня!
— Я сейчас подчеркну твою дурь парой тумаков! — рычит Цзян Ваньинь и пытается достать Вэй Ина, но Ванцзи не позволяет, чуть разводя руки в стороны, защищая и оберегая своё сокровище. Он подозревает, что его уши красные от смущения, но зато Дракон внутри довольно урчит: наконец-то Ванцзи ведёт себя сообразно драконьему духу.
Раненых заклинателей отправляют в ближайший лазарет, а все остальные теперь могут воспользоваться мечами, чтобы добраться до Башни Кои. Их встречает… Цзинь Гуанъяо, Ванцзи только в этот момент осознаёт, что не видел его вот уже пару дней.
— Не знал, что он вернулся раньше, — тихо удивляется кто-то, и Ванцзи понимает, что не одинок в своей невнимательности.
— А-Яо, а где… отец? — растерянно спрашивает Цзинь Цзысюань и в этой растерянности вдруг выглядит совсем юным.
— Глава клана Цзинь просил извиниться перед дорогим сыном и гостями, но ему сильно нездоровилось, и лекари посоветовали длительный лечебный сон, чтобы побыстрее поправиться.
Улыбка Цзинь Гуанъяо по-прежнему искусственная, но теперь отчего-то ещё и хищная… как у ехидны. Но Ванцзи знает, что мать Цзинь Гуанъяо не из клана фэн-хуаней и он сам унаследовал только заклинательский дар, так что никакого звериного духа (даже ехидны) в нём нет.
— Отец болен?! Почему мне не сообщили?
Цзинь Цзысюань бросается вперёд, вероятно, собираясь навестить отца, но сводный брат удерживает его.
— Глава просил вас принять обязанности по руководству Кланом на время Совета.
Возмущение вновь сменяет растерянность, и затем — Цзинь Цзысюань берёт себя в руки и поворачивается к гостям.
— Приношу свои извинения за неподобающее поведение. Уважаемых гостей сейчас проводят в ваши покои и предоставят всё необходимое. Выражаю надежду на взаимопонимание и плодотворное сотрудничество на Совете кланов.
Цзинь Гуанъяо дважды хлопает в ладоши, и несколько слуг, взявшихся практически ниоткуда, просят следовать за ними. К Ванцзи тоже подходит служанка, и тот уже практически идёт за ней, когда вдруг понимает, что к Вэй Ину вообще никто не подошёл (дева Цзян и Цзян Ваньинь тем временем уже направляются в центральный дворец Башни Кои вслед за Цзинь Цзысюанем).
Вэй Ин растерянно оглядывается, но он действительно остаётся на площади один (не считая Цзинь Гуанъяо и остановившегося Ванцзи).
— Хм… должен ли я покинуть Башню Кои? — с видимым равнодушием осведомляется Вэй Ин.
— Нет, что вы, господин Вэй, — елейно улыбается Цзинь Гуанъяо. — Я должен проводить вас в лазарет, чтобы вас смогли осмотреть на предмет… духовных повреждений. Уверен, вы пострадали в своей… миссии.
Порыв выглядит благородно, но Ванцзи категорически не нравится. И не только Ванцзи: Вэй Ин недоверчиво хмыкает.
— Благодарю за заботу, господин Цзинь, но я, пожалуй, откажусь. Чувствую я себя вполне сносно и не смею вас обременять, тем более я прибыл в Башню по личным причинам. Лань Чжань, позовёшь меня, когда… твой брат прибудет?
Идея расставания не нравится Ванцзи тоже, поэтому он решительно качает головой.
— Иду с Вэй Ином. Сообщу брату, где нас искать.
На лице Цзинь Гуанъяо мелькает что-то очень похожее на гримасу недовольства, но её тут же сменяет привычная улыбка.
— Приношу свои извинения за грубость, господа. — Низкий поклон, и снова улыбка. Ещё немного, и у Ванцзи сведёт от неё скулы. — Господин Вэй, надеюсь, вы окажете мне честь разместиться в моих покоях?
Вэй Ин уже практически открывает рот для отказа (Ванцзи знает его достаточно, чтобы это понять), когда Ванцзи позволяет себе вмешаться.
— Вэй Ин может жить со мной. Так будет удобнее встретиться с братом.
— Но я боюсь, вам будет тесно, — протестует Цзинь Гуанъяо. Вэй Ин переводит взгляд на Ванцзи и его глаза светятся теплом благодарности.
— Спасибо, Лань Чжань.
— Нет нужды, — кивает Ванцзи и знаком даёт понять служанке, что они могут идти.
Цзинь Гуанъяо явно покривил душой, когда упомянул о тесноте: в покоях Ванцзи три достаточно просторных комнаты и есть даже место для приготовления пищи. Как только они остаются наедине, Вэй Ин становится серьёзным.
— Лань Чжань, я не уверен, что это хорошая идея — жить вместе. Твои родные точно не одобрят, моя репутация… — Его губы кривятся, но он делает вдох и продолжает уже спокойнее: — Не усложняй, ладно? Я прекрасно переночую в городе, а ты приведёшь ко мне а-Юаня.
— Вэй Ин, останься.
Дядю хватит удар, когда он узнает, но если план Ванцзи сработает, то Вэй Ин будет оправдан, а если нет… что ж, в таком случае дяде не придётся его выгонять из клана, Ванцзи уйдёт сам.
— Брат прибудет лишь завтра утром, мы можем их встретить. Кроме того… в Башне что-то происходит, — говорит Ванцзи.
Вэй Ин хмурится, но удивлённым не выглядит, скорее задумчивым.
— Отчасти это объяснимо. — Кивает он. — Цзинь Гуанъяо очень хотел найти Печать и не скрывал своих намерений. Печать — это сила, которой у него нет. А ещё как-то уж очень вдруг случилась странная болезнь Главы клана прямо накануне Совета…
— Хотел Вэй Ина в лазарет. Печать была у Вэнь Жоханя, и Цзинь Гуанъяо известно, что Вэй Ин последний, кто её видел.
Они понимающе смотрят друг на друга. А затем Вэй Ин лукаво улыбается.
— Ты убедил меня, Лань Чжань. Я останусь, чтобы эта ехидна не придумала какую-нибудь гадость. Ты же меня защитишь?
— Всегда.
Улыбка Вэй Ина становится ярче.
Ночь проходит спокойно, а утром Ванцзи встаёт с первыми лучами солнца: сегодня поистине день, который определит не только жизнь Вэй Ина, но и его собственную будущую жизнь. Он всеми силами старается вычеркнуть из этого невесёлого уравнения своего сына, потому что никто, даже отец, не имеет права отбирать у ребёнка будущее. А-Юань теперь Лань, даже если не рождён им, но защищён Правилами как член клана. Ванцзи от этого спокойнее, и он уверен, что Вэй Ин поступил бы также. А-Юань достаточно перенёс за свою короткую жизнь и заслуживает безопасности, покоя и образования, которое обеспечивает клан на самом высоком уровне.
До Совета ещё несколько часов, поэтому сначала Ванцзи готовит завтрак. Он целенаправленно отказывается от той еды, которую приносят слуги (Цзинь Гуанъяо он не доверяет), потому что хочет сделать всё сам.
Сваренную кашу Ванцзи делит на три части: в одну добавляет побольше перца, вторую делает сладкой, а третью оставляет пресной. Ещё он жарит несколько рисовых лепёшек, тушит овощи и, разумеется, не забывает о чае. Вода для него как раз успевает закипеть, когда в дверь стучат. Ванцзи идёт открывать, испытывая радостный трепет в груди; ему известно, с кем связаны эти эмоции.
Едва створка распахивается, как его нога оказывается взята в плен.
— Я тоже рад видеть а-Юаня, — улыбаясь, говорит Ванцзи и опускает ладонь на тёмную макушку.
— А-Юань так сильно скучал, — сдавленно сообщают его колену, и Ванцзи чувствует грусть и счастье одновременно.
— Подтверждаю, он очень скучал, — заверяет Сичэнь, спокойно воспринимающий роль человека, о котором забыли, и Ванцзи торопится его приветствовать.
— Брат. Прошу меня извинить…
— Не стоит. Как заботливый дядюшка я выполнил свою миссию и, возможно, заслужил чаю?
— Разумеется. Завтрак тоже готов. Прошу.
А-Юань очень, очень старается вести себя по-взрослому, но Ванцзи каким-то необъяснимым образом понимает, что это не то, чего он на самом деле хочет, и просто берёт сына на руки. А-Юань с тихим всхлипом обвивает Ванцзи за шею своими ручками и вот так затихает. По-доброму посмеиваясь, Сичэнь сам накрывает на стол и заваривает чай.
— А… твой гость? — осторожно спрашивает он. — Он не присоединится к нам?
— Как только проснётся, — кивает Ванцзи. — Я не хотел бы его будить.
За завтраком (а-Юань ест сам, но сидя на коленях Ванцзи) он вкратце излагает Сичэню свой план, но по мере рассказа лицо Сичэня всё сильнее омрачается тревогой.
— Ванцзи, ты уверен… я знаю а-Яо, он бы не стал… позволь, я поговорю с ним?
Такой вариант Ванцзи тоже предвидел.
— Не смею препятствовать брату, но если Ванцзи позволено выразить своё мнение, то пусть ваш разговор состоится после Совета. Обещаю, у меня нет намерений навредить Цзинь Гуанъяо.
— Я бы хотел посмотреть на человека, который осмелится это сделать, — раздаётся знакомый насмешливый голос за спиной Ванцзи, и а-Юань в его руках замирает. Потом поднимает голову и неверяще смотрит на Ванцзи, словно спрашивая: “Это правда?!”
Ванцзи ободряюще гладит сына по щеке и кивает. Он понимает, что Вэй Ин не заметил а-Юаня, но, получив подтверждение, тот взвивается неукротимым маленьким ураганом и с тонким визгом несётся к Вэй Ину со всех ног. Лишь в последнее мгновение Вэй Ин успевает сгруппироваться и устоять, потому что а-Юань каким-то непостижимым образом буквально вскарабкивается к нему на руки.
— Сянь-гэ, ты пришёл, Сянь-гэ, Сянь-гэ, ты не ушёл с бабушкой, тётей и дядей, не ушёл… Мне было так страшно, жарко, больно, а потом меня папа нашёл, и спас, и сказал, что у меня теперь есть новый дом, и лента, я теперь Сычжуй, потому что мы с папой очень тосковали о Сянь-гэ и…
Голос а-Юаня срывается в жалобный всхлип, а потом он просто утыкается Вэй Ину в грудь и… плачет. Горько и отчаянно — Ванцзи помнит этот плач, так а-Юань плакал, когда увидел раны на его спине. Сейчас а-Юань даёт волю слезам, оплакивая свою семью, обретя наконец того единственного, кто в полной мере может разделить боль его потери, потому что и сам потерял…
Сичэнь смущённо покашливает, привлекая внимание Ванцзи. Одними губами шепчет: “Увидимся на Совете” — и затем почти неслышно выходит. Зрелище, которое разворачивается перед ним, кажется слишком… внутрисемейным. И хотя он тоже часть этой семьи, Сичэнь чувствует себя лишним.
Внезапный всплеск эмоций оказывается таким сильным, что словно выпивает из а-Юаня всю энергию: наплакавшись, он немедленно засыпает у Вэй Ина на руках. Тот тоже постепенно приходит в себя и неловко опускается за стол, не выпуская из рук своей драгоценной ноши.
Какое-то время они молчат, Ванцзи даёт Вэй Ину возможность заговорить первым и пользуется паузой, наливая ему чай и накладывая кашу. Он думает забрать спящего а-Юаня, чтобы Вэй Ин мог позавтракать, протягивает руки, но Вэй Ин словно оцепенел. Он переводит взгляд с а-Юаня на дымящуюся кашу, красную от количества перца в ней, затем на Ванцзи и затем по кругу: а-Юань, каша, Ванцзи.
Ванцзи терпеливо ждёт. И ещё. Вероятно, через время сгоревшей палочки благовоний Вэй Ин снова смотрит на него, уже более осмысленно.
— Ты его спас, — сдавленно говорит он.
— Мгм, — подтверждает Ванцзи.
— И усыновил.
— Мгм.
У Вэй Ина дрожат губы, а ресницы становятся подозрительно влажными, когда он задаёт следующий вопрос.
— Как тебя за это наказали, Лань Чжань?
Ванцзи молчит, опуская взгляд и упрямо стискивая губы. Это не то, о чём он хочет говорить. Это не то, о чём говорить стоит.
— Значит, и впрямь наказали, — шепчет Вэй Ин. — Я… прости меня, Лань Чжань, я так сожалею…
— Без сожалений. — Ванцзи вскидывает голову, прямо глядя Вэй Ину в глаза. — Вновь поступил бы так же.
— Лань Чжань, — всхлипывает Вэй Ин и весь подаётся вперёд. Ванцзи в одно мгновение оказывается рядом, заключая его в объятья. Их обоих — двух самых дорогих людей в своей жизни.
А-Юаня удаётся забрать, когда Вэй Ин успокаивается. Мальчик продолжает крепко спать, поэтому Ванцзи укладывает его на сложенное одеяло рядом с собой и Вэй Ином, опасаясь, что если его устроить в другой комнате, то, проснувшись, он испугается незнакомого места. Да и Вэй Ину явно спокойнее, когда а-Юань в поле его зрения.
После того как завтрак съеден, а посуда вымыта, Вэй Ин тянет Ванцзи за рукав, заставляя обернуться. Они только что расставили пиалы по местам и теперь намереваются пойти к а-Юаню, но вот Вэй Ин, очевидно, что-то собирается сказать.
— Я понятия не имею, что сделать для тебя в благодарность, Лань Чжань, я… — Вэй Ин забавно чешет нос, как делает всегда, когда смущён или задумчив. — Но может, у тебя есть какое-то желание, которое мне по силам исполнить?
Ванцзи смотрит на пальцы, крепко сжимающие ткань его ханьфу, и чувствует, что становится счастливее даже от такой мелочи. Он уже почти открывает рот, чтобы отказаться, чтобы сказать, что Вэй Ину не нужно его благодарить, никогда не было нужно, но затем понимает, что это его шанс.
— Вэй Ин пойдёт со мной на Совет кланов сегодня?
Брови Вэй Ина недоуменно ползут вверх.
— Куда?! Лань Чжань, напоминаю, большая часть людей там не относятся ко мне… хм… хорошо.
“Я знаю и хочу это изменить”, — думает Ванцзи, но вслух произносит другое:
— Ванцзи будет рядом. Вэй Ин согласен?
Вэй Ин колеблется, явно не желая исполнять столь странную просьбу, но затем, вздохнув, кивает.
— Это самое малое, что я могу для тебя сделать, Лань Чжань. В конце концов, ещё одна порция ненависти меня не убьёт.
Своя ноша не тянет
читать дальшеДо странности — на территории и в коридорах замка практически пусто. Ванцзи, глава клана Не и ещё группа заклинателей беспрепятственно проходят вглубь; пойманный в плен один из солдат Вэней выглядит настолько жалко, что, кажется, вот-вот начнёт жалобно скулить.
“Словно из него кто-то вытянул вдруг всю ярость и силы”, — думает Ванцзи, пока глава клана Не, встряхнув бедолагу за шкирку, легко получает сведения о местоположении Вэнь Жоханя.
— Он… он в своей спальне, — лепечет тот. — С пленным наложником. Не отходит от него ни на шаг уже второй день.
— В такой момент? — презрительно фыркает глава Не. — Я был о нём лучшего мнения как о воине.
— Вы не понимаете, этот… наложник, он настоящий… ведьмак! Поговаривают, что он с помощью колдовства завлек главу Вэнь! Хитрый и обольстительный лис!
Ванцзи вздрагивает. Вэй Ин! Речь идёт о Вэй Ине!
Он бросается вперёд, не слушая требования главы Не остановиться и двигаться вместе со всеми. Нескольких солдат, охраняющих покои Вэнь Жоханя, Ванзци отбрасывает ударной волной гуциня даже прежде, чем те успевают сообразить, что на них напали.
Тяжёлые деревянные створки распахиваются с трудом, а затем — Ванцзи застывает на пороге, одним взглядом вбирая в себя открывшуюся картину. Иссохшее полуобнажённое тело Вэнь Жоханя у подножия роскошного спального ложа и Вэй Ин… Ванцзи никогда не видел его в образе хули-цзина и даже в этот страшный момент не может не думать о том, как тот прекрасен. Шёлковое, расшитое алым и белым нижнее ханьфу едва прикрывает тело Вэй Ина, сползая с плеч, разъезжаясь на груди и обнажая ноги до самых бёдер. Восемь пушистых хвостов, кажется, живут своей жизнью, подёргиваясь и обвиваясь вокруг своего хозяина. Длинные волосы Вэй Ина распущены, лисьи уши прижаты к голове, в руке зажата Стигийская печать, а взгляд… Вэй Ин смотрит на Ванцзи взглядом, полным такой оглушающей пустоты и боли, что тот на мгновение отшатывается. Но — лишь на одно мгновение, потому что уже в следующее губы Вэй Ина кривятся в беззвучном “Лань Чжань”, и это поразительно, насколько Ванцзи легко угадывает собственное имя в чуть заметном движении.
Бичэнь отправляется в ножны, гуцинь — за спину, потому что Ванцзи нужны свободные руки для того, что он собирается сделать. Несколько широких шагов, и он рядом с Вэй Ином: плотно запахивает на нём ханьфу, набрасывает сверху одно из покрывал и подхватывает на руки. Вэй Ин не сопротивляется. Его голова покорно прижимается к плечу Ванцзи, а из горла вырывается тихий вздох. Ванцзи может поклясться, что это вздох облегчения.
С подоспевшей группой заклинателей они сталкиваются уже на пороге. Ванцзи с удивлением обнаруживает присоединившегося к тем каким-то образом Цзинь Гуанъяо, хотя за все дни тот ни разу не появлялся на поле боя, предпочитая участвовать только в разработке тактики наступления…
— Господин Лань, я полагаю, что господин Вэй?.. — вопросительно начинает Цзинь Гуанъяо с обычной своей искусственной улыбкой, тогда как взгляд его цепко обводит помещение.
— Вэй Ин жив, — коротко бросает Ванцзи.
— О. Безусловно, это замечательная новость. Вэнь Жоханю, я вижу, повезло значительно меньше.
Ванцзи оставляет фразу без комментариев и уже собирается выйти, как Цзинь Гуанъяо вновь спрашивает:
— А Стигийская печать? Где она?
Ванцзи собирается сказать правду (лгать запрещено), но тело Вэй Ина в его руках внезапно напрягается, и тогда он произносит:
— Где-то здесь. — А потом сразу выходит. Технически он не солгал, а вновь расслабившийся Вэй Ин стоит того, чтобы ответить неопределённо. Стоит гораздо большего.
Чтобы добраться обратно в имение, Ванцзи встаёт на меч, потому что состояние Вэй Ина внушает ему опасения. Он не хочет медлить.
В полёте приходится контролировать собственные духовные силы, которых нужно использовать больше, с учётом его ноши, поэтому Ванцзи не может проверить меридианы Вэй Ина. Это беспокоит.
На территории имения Ванцзи прямиком направляется в домик, который занимает, отправив одного из попавшихся по пути слуг за девой Цзян. Охотнее всего он обратился бы сразу к лекарям, но понятия не имеет, где их искать, и смеет надеяться, что в случае надобности дева Цзян поможет ему с этим.
В домике Ванцзи осторожно опускает Вэй Ина на спальное ложе. Тот кутается в покрывало, словно пребывая в ознобе, глаза его широко распахнуты, а на лбу выступила испарина. Больше нет ни ушей, ни хвостов, Вэй Ин полностью принял облик человека, но при этом не похож на себя прежнего. Ванцзи никогда ещё не видел его настолько печальным, обессиленным и измождённым.
— Вэй Ин, — шепчет он. — Вэй Ин…
Никакой реакции.
Ванцзи опускается перед ложем на колени.
— Вэй Ин, вернись. Вернись ко мне, вернись со мной в Гусу…
Уголок рта Вэй Ина дёргается, и, кажется, взгляд становится чуть более осмысленным.
— Ты нужен мне, Вэй Ин.
Ванцзи готов пытаться столько, сколько нужно. Десятки раз. Тысячи. Бесконечно.
— А-Сянь! А-Сянь, ты жив!
Дева Цзян выглядит очень взволнованной. Она не сдерживается, потому что имеет на это право, потому что Вэй Ин — её брат, а она — его сестра и их любовь взаимна и безоговорочна.
— А-Сянь, я так переживала! Как ты, ты чего-нибудь хочешь?
Дева Цзян может открывать свои чувства напрямую, может спрашивать и немедленно получать ответ.
— Шицзе… Не плачь, шицзе, я жив, ну…
Едва слышный голос, такой любимый… ими обоими. Дева Цзян бросает счастливый взгляд на Ванцзи и прижимает бледную ладонь брата к своей щеке.
— Он жив, господин Лань, вы слышите?! А-Сянь жив!
Ванцзи слышит. И ненавидит своё косноязычие, потому что всё, что он может сделать в этот радостный момент, — просто кивнуть в ответ. Но вероятно, дева Цзян слишком счастлива, чтобы злиться на него за это. И слишком добра.
— Ты голоден, а-Сянь? Хотя зачем я спрашиваю, конечно, ты голоден! Я сварю тебе суп, пока господин Лань присмотрит за тобой, хорошо?
Вэй Ин кивает и, кажется, даже пытается улыбнуться, Ванцзи чувствует, что готов заплакать от счастья. Правда, его радость меркнет, потому что стоит только деве Цзян уйти, как Вэй Ин снова гаснет.
“Это справедливо, — думает Ванцзи. — Ему нет нужды радовать меня”.
Это не обидно. Не горько. Ванцзи всё равно безоговорочно счастлив, потому что, даже если Вэй Ин захочет его прогнать, — он больше не уйдёт. Выводы из своих ошибок Ванцзи сделал.
Пока дева Цзян отсутствует, Ванцзи решает хотя бы обтереть и переодеть Вэй Ина (в домике есть пара чистых нижних штанов и ханьфу), но едва начинает выпутывать того из покрывала, как Вэй Ин начинает беспокойно шевелиться.
— Лань Чжань, — еле слышно шепчет он. — Лань Чжань, прошу тебя, я хочу помыться. Хочу смыть… всю грязь.
Его глаза лихорадочно блестят, но смотрят на Ванцзи с былой настойчивостью.
— Вэй Ину не нужно просить.
Вэй Ин слабо кивает и позволяет себя раздеть. Это не первый раз, когда Ванцзи видит его обнажённым, но первый, когда он настолько открыто рассматривает. Видимых повреждений нет, а меридианы духовных сил говорят Ванцзи о том, что Вэй Ин… в порядке. Даже более чем: потоки переполнены настолько, что, если бы Вэй Ин сейчас сражался, вряд ли для него нашёлся противник по силам. Ванцзи думает, что, возможно, дело в Стигийской печати, которую он сжимал в руке, но в трактатах Лань было сказано только о том, что печать считалась проклятой, разбитой и столетия назад каждый из кланов уничтожил свой осколок. Каждый, кроме, как выяснилось, клана Вэнь.
Вэй Ин не проявляет к осколку ни малейшего интереса, поэтому Ванцзи надёжно прячет его в свой мешочек цянькунь, наложив на него перед этим охранное заклинание и заклинание отвода глаз.
Воду в огромной бочке Ванцзи согревает с помощью духовных сил и затем бережно опускает туда Вэй Ина. Тот блаженно стонет, когда его тело полностью оказывается в тёплой воде, но не в состоянии сидеть ровно и, как только Ванцзи отпускает, заваливается набок, словно сломанная кукла.
Ванцзи придерживает Вэй Ина одной рукой, а второй осторожно моет: намыливает волосы, шею, плечи, живот. Ниже не спускается: касаться интимных зон недопустимо (Ванцзи хотелось бы, да, но он дождётся, пока ему позволят).
Купание получается сродни медитации для обоих, и оба испытывают сожаление, когда оно заканчивается. Едва Ванцзи успевает завязать на Вэй Ине чистые нижние одежды и хотя бы немного подсушить волосы, как возвращается дева Цзян. И не одна. Цзян Ваньинь в запылённом ханьфу (очевидно, только что прибыл с поля боя) выглядит ещё более недовольным, чем обычно. При виде Ванцзи, заплетающего волосы Вэй Ина в косу, его лицо мрачнеет, а бровь нервно дёргается.
— А-Сянь, я привела а-Чэна, — между тем радостно сообщает дева Цзян, пока её брат ставит корзину со съестными припасами на стол. — Он захотел тебя увидеть, едва я сказала, что ты уже здесь.
Ванцзи кажется, что Вэй Ин при виде Цзян Ваньиня весь сжимается.
— Я просто хотел убедиться, что он на самом деле здесь и что я могу переломать этому идиоту ноги в любой момент, — огрызается глава клана Цзян, но под укоризненным взглядом сестры тушуется. — Что, я просто…
— Волновался, — ласково улыбается дева Цзян, и Ванцзи… удивлён, потому что вместо гневного отрицания грозный глава Цзян вдруг покрывается смущённым румянцем и, независимо дёрнув плечом… плюхается за стол.
— Цзян Чэн, — шепчет Вэй Ин и пытается нормально сесть, впрочем, без особого успеха. Ванцзи бережно поддерживает его за плечи, а затем усаживает, подложив под спину покрывало. — Цзян Чэн, не злись…
— Что ты позоришь клан Цзян своим поведением? — Цзян Ваньинь вроде как действительно злится, но выходит скорее устало, чем зло. — Так не впервые. Вот как тебя женить теперь, Вэй Усянь?!
Ванцзи ожидает, что Вэй Ин отшутится (это было бы очень в его духе), но тот кривит губы в некоем подобии усмешки и… опускает глаза.
— Да кому я нужен…
Эта фраза едва различима (на самом деле едва), но Ванцзи сидит очень близко и, кажется, абсолютно весь сейчас настроен на Вэй Ина, а потому — он слышит. Хочет возразить («Ты нужен мне. Всегда, любым, это никогда не изменится!», но дева Цзян начинает что-то весело говорить, расставлять посуду, улыбаться и касаться то одного, то другого брата: словами, улыбками, ладонями. Это помогает. Суровая складка на лбу Цзян Ваньиня разглаживается, поза становится более расслабленной. Вэй Ин тоже будто оживляется (насколько вообще это возможно в его состоянии).
Ужин получается почти семейным. Странно, но Ванцзи не чувствует себя лишним, даже привычной скованности и напряжения, которые часто случаются с ним, когда он оказывается среди новых людей (Цзян Ваньинь — новый человек), не чувствует. Возможно, отчасти это потому, что большую часть времени он занят тем, что помогает поесть Вэй Ину, тот слишком слаб даже для того, чтобы долго удерживать в руке ложку. Ванцзи сначала ждёт, что кто-нибудь из присутствующих выразит удивление (возмущение, недовольство) его инициативой, ждёт, что сам Вэй Ин запротестует, но все отчего-то воспринимают происходящее как должное.
Разговор за столом поддерживается исключительно стараниями девы Цзян. Вероятно, она привыкла к подобной атмосфере и поэтому с лёгкостью меняет одну тему на другую: рассказывает о том, как варила суп и как тяжело в это время года достать хорошие корни лотоса. Затем — о скорой своей свадьбе с Цзинь Цзысюанем (война закончена, и свадьбе быть, такова воля покойных родителей и её собственная воля). При упоминании о свадьбе Вэй Ин и Цзян Ваньинь синхронно скрипят зубами и столь же синхронно кивают, поддакивая. Это первая тема, при которой братья проявляют несомненную солидарность. Тем не менее Ванцзи всё равно насторожённо относится к Цзян Ваньиню: тот порой слишком резок и даже груб по отношению к Вэй Ину (а в памяти Ванцзи всё ещё живо обещание переломать Вэй Ину ноги).
Когда они пьют чай, приходит Цзинь Цзысюань и приносит с собой целую гору сладостей. Дева Цзян сияет. Каким-то образом всё превращается в ещё более семейную идиллию, потому что о войне, смерти и боях никто не произносит ни слова. Ванцзи косится на свой цзянькунь. Он знает, что это временное затишье.
Вэй Ин засыпает прямо в процессе чаепития, уютно привалившись к плечу Ванцзи. Обнаружив это, Ванцзи, вероятно, достаточно выразительно смотрит на присутствующих, потому что все немедленно начинают собираться.
— Пожалуйста, позаботьтесь о моём брате, второй молодой господин Лань, — говорит дева Цзян и низко кланяется.
Ванцзи кланяется тоже.
— Не волнуйтесь, дева Цзян. И если позволите… называйте этого недостойного по имени.
Улыбка девы Цзян расцветает ещё ярче.
— Хорошо, Ванцзи. Но только если и вы последуете моему примеру.
— Почту за честь, дева… я хотел сказать Яньли.
Цзян Ваньинь и Цзинь Цзысюань смотрят на Ванцзи одинаково хмуро, но это не имеет значения: один из самых важных для Вэй Ина людей только что разрешил ему стать ближе. Ванцзи будет оберегать эту близость, чего бы ему это ни стоило.
Спит Ванцзи всегда чутко, но сейчас — особенно. Тихое дыхание Вэй Ина требует пристального контроля (даже просто потому, что наконец-то Ванцзи его слышит) и практически успокаивает… ровно до того момента, когда с прерывистым вздохом Вэй Ин просыпается.
Какое-то время ничего не происходит. Ванцзи хочет убедиться, что Вэй Ин действительно проснулся, и поэтому просто продолжает лежать на своём ложе подле кровати Вэй Ина (он мог бы лечь на кушетке, но он не хочет). Шуршат простыни, и Ванцзи принимает решение подняться.
Вэй Ин сидит на разворошённой постели, обнимая себя за колени. В комнате горит пара свечей, и этого тусклого света достаточно, чтобы разглядеть всё то же выражение безжизненной опустошённости на его лице. Вэй Ин смотрит куда-то перед собой, но Ванцзи сомневается, что он что-то видит.
— Вэй Ин, — зовёт Ванцзи. Тот вздрагивает и переводит взгляд; Ванцзи не знает, что сказать дальше, разговоры — это по-прежнему то, в чём он безнадёжно слаб, но Вэй Ин, кажется, готов говорить сам.
— Лань Чжань.
Это третий раз за последние сутки, когда Вэй Ин произносит его имя (да, Ванцзи считает).
— Вэй Ин, — снова повторяет он и позволяет себе присесть на край кровати.
— Мой чудесный Лань Чжань. — Губы Вэй Ина трогает призрачная улыбка, которая больше ранит, чем радует. — Ты вымыл меня недостаточно хорошо, я, знаешь ли, всё равно грязный. Тебе не пристало даже находиться со мной в одной комнате, не то что окружать заботой и вниманием…
— Вэй Ин не грязный, — твёрдо возражает Ванцзи.
— Разве ты не слышал, что говорил Цзян Чэн? А я уверен, остальные говорили ещё больше… я развратник, Лань Чжань. И преступник. Я использовал своего духовного зверя на войне, и я… выпускал чары, обольщал. А когда они теряли бдительность, выпивал их жизненные силы. Убивал.
“Вот отчего меридианы были переполнены духовной энергией”, — догадывается Ванцзи. Вэй Ин, вероятно, истолковывает повисшее молчание по-своему и грустно усмехается.
— Ты можешь уйти прямо сейчас, Лань Чжань. Я не обижусь. Мне нужно было сказать об этом сразу, но я хотел побыть с тобой ещё хотя бы немного… прости мне эту слабость. А сейчас — уходи, я…
Пальцы Ванцзи на губах Вэй Ина заставляют последнего замолчать.
— Вэй Ин не виноват. И я не уйду. Хочу быть с Вэй Ином.
Глаза Вэй Ина изумлённо распахиваются, словно тот не может поверить в услышанное, но затем Вэй Ин отстраняется.
— Ты очень хороший. Но я не позволю тебе лишиться будущего из-за сомнительной связи со мной. Не настолько уж я испорченный.
— Я не уйду, — упрямо повторяет Ванцзи и затем просто возвращается обратно на своё ложе. — Вэй Ину пора спать.
Тот, кажется, не ожидает от Ванцзи такой непокорности и вместо того, чтобы продолжать выгонять, просто ворчит какое-то время нечто бессвязное, а потом засыпает. Ванцзи же до самого утра не смыкает глаз.
Едва рассветает, Ванцзи отправляется на поиски девы Цзян. Ему нужны ответы на некоторые вопросы, и дать их может только она. Ночной разговор побудил его действовать немедленно: Ванцзи отлично известно, каким упрямым может быть Вэй Ин и как разрушительны его решения прежде всего по отношению к самому себе. Больше Ванцзи не намерен просто принимать их как должное.
Дева Цзян выглядит донельзя удивлённой, когда выходит из своей комнаты и видит в коридоре замершего белоснежной статуей Ванцзи.
— Доброе утро, — говорит она, и её голос звучит обеспокоенно. — Вы здесь так рано… что-то случилось с а-Сянем?!
— Вэй Ин в порядке, — торопится успокоить Ванцзи. — Но я хотел бы… не уделите мне немного времени? Я хотел бы с вами поговорить.
Дева Цзян облегчённо вздыхает и тут же приветливо улыбается:
— Пойдёмте в сад, там есть прекрасная беседка, я попрошу, чтобы нам принесли чай.
Ванцзи коротко излагает свои мысли, и дева Цзян слушает его, ни разу не прервав, а когда он замолкает, некоторое время продолжает молчать, очевидно размышляя. Ванцзи пьёт чай и думает о том, что станет делать, если ему откажут. Безусловно, всё осложнится, но не станет совсем уж безнадёжным.
— Совет Кланов состоится через семь дней. Успеем ли мы всё подготовить к этому времени?
Ванцзи чувствует, как напряжение, в котором он находился всё это время, слабнет.
— Мы успеем, — твёрдо обещает он.
Что ж, ему не отказывают.
Самое сложное в плане Ванцзи — убедить Вэй Ина поехать на Совет Кланов, не раскрывая истинной причины, но и не обманывая (не только потому, что правила клана Лань запрещают ложь, но и потому, что лгать Вэй Ину Ванцзи не желает в первую очередь).
Вернувшись в гостевой домик, Ванцзи обнаруживает Вэй Ина проснувшимся и печальным — гораздо более печальным, чем накануне. В руках Вэй Ин держит деревянную фигурку волчонка, ранее она стояла на шкафу, если Ванцзи правильно помнит. И кажется, он только что понял, как уговорить Вэй Ина поехать.
— Вэй Ин грустит, — говорит Ванцзи, и при звуке его голоса плечи Вэй Ина вздрагивают. Фигурка волка падает на пол, они в молчании провожают её взглядом.
— Я вот так же упустил их жизни, — глухо говорит Вэй Ин. — Никого не спас. Бесполезный.
Ванцзи наклоняется и поднимает фигурку, а затем бережно вкладывает её обратно в ладонь Вэй Ина.
— Ты спас всех нас…
И продолжает, пока губы Вэй Ина кривятся в горькой усмешке.
— И ты спас а-Юаня.
Вэй Ин вскидывается, весь словно вытягивается в струнку, и в его глазах горит столько отчаянной надежды, что Ванцзи немедленно корит себя за промедление. Ему нужно было сказать об этом ещё вчера.
— А-Юань жив и здоров, он сейчас в Облачных глубинах. Брат привезёт его на Совет Кланов. И если Вэй Ин хочет его увидеть…
— Да! Да, конечно, я хочу! Лань Чжань, Лань Чжань, я тебя обожаю!
Вэй Ин вцепляется в рукава ханьфу Ванцзи, практически повиснув на нём, но эта тяжесть не обременяет, а радует. Вэй Ин счастлив, и он намерен сделать всё, чтобы так это и оставалось.
Во имя и вопреки
читать дальшеНеделю спустя над Облачными глубинами взмывает цзюлун. В форме дракона Ванцзи намерен добраться до территории клана Вэнь — именно там сейчас основной фронт. Никто не знает точного местоположения, именно поэтому передвигаться в форме дракона предпочтительнее, чем лететь на мече, расходуя духовные силы, которые к тому же понадобятся в сражении (одно из общих правил заклинательского мира гласит, что использовать форму духовных зверей в боях запрещено, потому что это может кончиться фатально и для заклинателей, и для обычных людей).
Ванцзи чувствует себя… свободным. Он нарушил столько правил своего клана, что, скорее всего, обратный путь в Облачные глубины ему заказан — даже поддержка Сичэня как будущего главы не сможет ему помочь. Но Ванцзи ни о чём не жалеет. Вэй Ин принял решение сражаться (каким бы то ни было способом), и он будет сражаться тоже: и потому, что прекратить злодеяния Вэней — справедливо, и потому, что Ванцзи больше не может жить так, как раньше. И Вэй Ин не причина этому, но та капля, что переполнила чашу и позволила шагнуть сквозь терновые путы Правил. И если в результате этого шага Ванцзи истечёт кровью и даже умрёт — что ж, он сделает это без сожалений в сердце.
Чем ближе он к точке назначения, тем больше следов разрушений. Много пожарищ, опустошённые города и деревни, которые придётся потом восстанавливать практически из пепла, но это не так причиняет боль, как мёртвые тела. Обычные люди и заклинатели (они безошибочно узнаваемы по клановым одеждам), Ванцзи уверен, часть из них может восстать в виде неупокоенных мертвецов, потому что война не место для соблюдения ритуалов, но место для агрессии и бесконечной злобы. Ванцзи всем сердцем ненавидит войну.
Он обнаруживает фронт сражений неожиданно близко к Безночному городу, над полем боя слышен лязг мечей, свист стрел и крики. Ванцзи делает круг и приземляется на окраине леса — довольно далеко от места событий, но он должен принять форму человека и одеться. О том, что на долю мгновения ему хочется спалить замок Вэней и избавить человечество от этой проказы, Ванцзи старается не думать. Это подлые, тёмные мысли, которые навевает отчаяние, а не сердце. Ванцзи никогда не поддастся им, но он имеет достаточно сил, чтобы признать собственную слабость и малодушие.
Одевшись и бросив под ноги меч, Ванцзи уверенно несётся к месту сражения и, как только прибывает, больше не может думать ни о чём, кроме защиты и нападения. Кто-то из клана Цзинь узнаёт его и удивлённо вскрикивает, и это удивление едва не стоит бедолаге жизни, Ванцзи в последний момент успевает отбить роковую атаку звуковой волной. Он с равным успехом применяет Ванцзи и Бичэнь и полностью сосредоточен на рациональном использовании духовных сил. Он должен выстоять, он должен одержать победу, он должен найти Вэй Ина и вернуться к сыну. Очень хочется верить в то, что Вэй Ин отправится с ним, но Ванцзи не станет заставлять. Ему достаточно знать, что Вэй Ин в безопасности.
Когда звучит команда «Отступаем!», Ванцзи просто… продолжает сражаться. Отступление неприемлемо, пока у него есть силы. Вокруг явно что-то происходит, но Ванцзи разит врага за врагом и не отслеживает изменения. Меж тем, по-видимому, армия заклинателей всё-таки отходит, потому что нападающих становится всё больше, они окружают Ванцзи в плотное кольцо, которое сжимается всё сильнее. Ванцзи должен признать, что у него… некоторые проблемы. Он сосредоточивается ещё больше, и это имеет определённый эффект, а потом неожиданно перед глазами мелькают расшитые золотом богатые одежды, и кто-то начинает сражаться с ним плечом к плечу.
— Молодой господин Лань, мы отступаем, — кричит этот кто-то, и Ванцзи узнаёт Цзинь Цзысюаня, наследника клана Цзинь.
— Я ещё могу сражаться, — несогласно бросает Ванцзи, отбивая очередную атаку.
— Но у вас кровь на спине!
Это восклицание имеет значение. Вероятно, раны от дисциплинарного кнута открылись и вновь кровоточат. Это достаточно веская причина для отступления, потому что излечить их быстро всё ещё невозможно. Ванцзи позволяет себе едва заметно поморщиться: не уследил за собственным состоянием.
Так или иначе, они отступают. Какое-то время враги преследуют, но затем, когда они достигают ворот и стены, с которой противников атакует град стрел, погоня сходит на нет. Ванцзи и Цзинь Цзысюань оказываются на территории имения, скорее всего, отбитого заклинателями у кого-то из Вэней и занятого в качестве опорного пункта.
В центральном здании их встречают Цзинь Гуанъяо и Цзян Яньли. Обоих Ванцзи почти не знает лично, но много наслышан: от брата о первом и от Вэй Ина о второй. Кажется, они немало удивлены его появлению, но Цзинь Гуанъяо быстро берёт себя в руки и кланяется.
— Этот недостойный приветствует вас, второй молодой господин Лань. Весьма… неожиданно встретить вас здесь. Я полагал, что политика клана Лань в отношении Аннигиляции Солнца…
— Остаётся неизменной, — заканчивает фразу Ванцзи и тоже кланяется. — Дева Цзян, господин Цзинь, приветствую. Господин Цзинь, я принял решение сражаться наравне со всеми, но это моё личное решение. Покорно прошу принять этого недостойного в ваши ряды.
Кажется, градус удивления возрастает, и молчание затягивается, пока дева Цзян не касается слегка одежд Ванцзи, всё ещё склонившегося в поклоне.
— Молодой господин Лань, ваше присутствие — честь для всех нас. Добро пожаловать.
Ванцзи выпрямляется и смотрит на девушку перед собой. Она бледна, её волосы уложены в скромную причёску без единой декоративной шпильки, а пояс простого сиреневого ханьфу всё ещё траурно-белый. Но даже так Цзян Яньли — живое воплощение доброты, насколько искренней, настолько и всеобъемлющей; Ванцзи впервые видит кого-то настолько… доброго. Он рад, что Вэй Ин рос рядом с таким прекрасным человеком.
Цзинь Гуанъяо поспешно присоединяется к сказанному девой Цзян и просит всех пройти в общую залу, где после вечерней трапезы планируется провести военное собрание.
Помимо главы клана Не, с которым Ванцзи церемонно раскланивается, здесь присутствует и Цзян Ваньинь. Пояс его ханьфу тоже белый, но выражение лица настолько далеко от понятия “доброе”, что Ванцзи никогда не признал бы в нём брата девы Цзян, не знай он об этом. Цзян Ваньинь не подходит к нему, сдержанно кланяясь издалека, но Ванцзи даже на расстоянии видит, как он мрачнеет. Впрочем, Вэй Ин говорил, что его названный брат редко бывает в хорошем расположении духа, поэтому, возможно, мрачность сама по себе с Ванцзи никак не связана.
Ошибочность этого вывода выясняется, как только минует час Свиньи и всем подают чай. Глава клана Не отрывисто зачитывает информацию о потерях с обеих сторон и о том, насколько сегодня удалось продвинуться к замку Вэней. По всему выходит, что ненамного и, если Ванцзи правильно понимает, это положение последних дней.
— Да этих волчьих тварей здесь легион, и осколок Стигийской печати даёт им немыслимые силы! — раздражённо выплёвывает кто-то из клана Цзинь.
— Мы будем пробиваться дальше, — упрямо говорит Цзян Ваньинь. — Вэни должны исчезнуть!
— Давайте просто сожжём их логово, — выкрик звучит откуда-то с задних рядов, заставляя Ванцзи вздрогнуть. Он тоже поддался этим чёрным мыслям…
— Нельзя! Там Вэй Усянь, он может пострадать, — восклицает дева Цзян, и Ванцзи чувствует, как всё внутри него обрывается.
Вэй Ин… в замке Вэней? Но как?..
Очевидно, он настолько потрясён, что произносит это вслух и даже настолько громко, что его слышит Цзин Гуанъяо, сидящий неподалёку.
— Молодой господин Вэй дал взять себя в плен несколько дней назад. Мы все надеемся, что его… ммм… способности хули-цзина помогут нам в захвате замка.
Ванцзи смотрит на него с нарастающим гневом.
— Вы… используете Вэй Ина?..
— С его согласия, разумеется, — улыбается Цзинь Гуанъяо, и его улыбка кажется Ванцзи искусственной, словно приклеенной к тонким губам в заведомо провальной попытке смягчить смысл сказанного.
— Правила запрещают использовать духовного зверя. — Словами Ванцзи наверняка можно замораживать озёра, но холод — это тоже попытка. Попытка сдержать гнев.
Улыбка Цзинь Гуанъяо становится похожей на оскал.
— О. Но ответственность за это лежит на господине Вэе, я полагаю? Мы… не можем его контролировать.
Вот как.
Ванцзи обводит присутствующих тяжёлым взглядом. На их лицах гамма различных эмоций от откровенного злорадства до равнодушия, и только дева Цзян выглядит по-настоящему расстроенной. Кулаки Ванцзи сжимаются. Он знает, что тоже виноват, что, пока валялся без сил после наказания, Вэй Ину пришлось рисковать собой, пришлось практически стать преступником.
— Вэй Ин нарушает правила, чтобы помочь. Но какое будущее ждёт его после? — медленно спрашивает Ванцзи.
— Вероятно, это слишком… преждевременный вопрос, господин Лань. — Пожимает плечами Цзинь Гуанъяо.
Подтекст “если этот вопрос вообще найдётся к кому применять” настолько очевиден, что Ванцзи практически давится воздухом.
— Вэй Усянь задолжал клану Цзян за смерть главы клана и его жены, разве не так? Его жертва справедлива.
Ванцзи находит нового оратора взглядом и смутно признаёт в нём двоюродного брата Цзинь Цзысюаня.
— Вэй Ин не виноват. — Хотя бы в этом Ванцзи совершенно уверен.
— Разве не он довёл Вэнь Чао до такого бешенства, что тот в конце концов напал на Пристань Лотоса и…
— Хватит обсуждать дела моего клана, — рявкает Цзян Ваньинь. — И судить о них! Вэй Усянь всю жизнь делал, что считал нужным, и продолжает это делать! Пусть только попробует сдохнуть, я лично его воскрешу и переломаю ноги!
— Глава Цзян, так я на вашей стороне! Вэй Усянь занимается там… развратными вещами, а господин Лань пытается уверить нас, что мы отправили его, невинного, на верную гибель. Слишком много чести для безродного…
— Цзысюнь! — окрик Цзинь Цзысюаня, безусловно, уместен, но звучит слишком поздно. Дева Цзян, тихо извинившись и прижимая к глазам платок, поспешно покидает зал, её брат, гневно сверкнув глазами на Ванцзи и Цзинь Цзысюня, следует за ней. Ванцзи встаёт.
— Я не могу разделить точку зрения большинства присутствующих. Поэтому, с вашего позволения…
Поклон, в котором он склоняется, более чем формальный, но Ванцзи это не беспокоит. Искренность — последнее, что он готов сейчас выражать. Не после того, что услышал.
Ванцзи хочет найти какое-то место для ночлега и немного поспать, лучше всего, конечно, за пределами этого имения, но выходить ночью на территорию врага, без сомнения, не самая разумная идея. Он настолько погружается в свои мысли, что пропускает момент, когда кто-то нагоняет его и останавливает, придерживая за широкий рукав ханьфу.
Это Цзинь Цзысюань. Едва Ванцзи оборачивается, тот тут же разжимает пальцы и вызывающе вздёргивает подбородок, явно стараясь таким образом скрыть смущение.
— Я… мой брат был груб.
Ванцзи молча смотрит, заставляя Цзинь Цзысюаня нервничать ещё сильнее.
— Просто… если вам нужно место для ночлега, то, пойдя по тропинке слева, вы окажетесь у пустого домика. Там есть всё необходимое. Можете его занять.
Ванцзи продолжает смотреть — на этот раз непонимающе.
— Моя невеста… дева Цзян просила всё для вас приготовить ещё до ужина.
Так вот чья это забота…
— Передайте деве Цзян мою искреннюю признательность.
Ванцзи и Цзинь Цзысюань обмениваются поклонами и расходятся.
Небольшой домик, очевидно, когда-то был предназначен для гостей: обстановка выглядит слишком добротной для жилища слуг. Здесь даже слишком много всего для обычных потребностей Ванцзи, он нуждается лишь в месте для омовений, ложе для сна и кувшине воды. Впрочем, вместо воды он позволяет себе чашку чая, а вот к закускам не притрагивается. Стоит глубокая ночь, время отхода ко сну давно миновало, но Ванцзи не может спать. Мысли о Вэй Ине не позволяют напряжению, наполняющему его сердце и разум, ослабнуть. Лишь под утро, погрузившись в глубокую медитацию, Ванцзи ненадолго засыпает.
Его будит тихий стук. Прислушавшись, он чувствует присутствие человека за дверью и это…
— Дева Цзян.
Сестра Вэй Ина слегка улыбается и показывает на огромную корзину, стоящую у её ног.
— Молодой господин Лань окажет честь разделить со мной завтрак?
Ванцзи удивлён настолько, что от растерянности просто кивает. Цзян Яньли бесшумно проскальзывает в дом, а Ванцзи продолжает истуканом стоять на пороге, наблюдая за тем, как она споро накрывает на стол, доставая из корзины свежие лепёшки, пиалы и укутанный в ткань котелок с чем-то горячим.
— Молодой господин Лань? — мягко окликает дева Цзян. — Не поможете мне с чаем?
Ванцзи отмирает, чувствуя, как от стыда у него пылают уши. За собственное недостойное поведение хочется немедленно извиниться, и он уже почти открывает рот, но дева Цзян оказывается быстрее.
— А-Сянь говорил, что вы немногословны, добры и очень чувствительны. Я вижу, он не ошибся.
Что?..
— Вот попробуйте, это суп из корня лотоса, мои братья его обожают. Я знаю, что в клане Лань запрещено мясо, поэтому добавила побольше овощей, зелени и пряностей. — Дева Цзян ставит перед Ванцзи пиалу, в то время как он продолжает изображать соляной столб.
— Присаживайтесь, прошу вас. У нас не так много времени, а мне очень хотелось поговорить с вами.
Она улыбается. И вокруг неё столько света, что Ванцзи впервые за очень долгое время вдруг хочет верить в хорошее.
Позже, когда вокруг снова только кровь, грязь и смерть, он вспоминает разговор с девой Цзян и против любого здравого смысла чувствует себя сильнее, лучше, чувствует себя способным на многое, почти на всё. Вэй Ин рассказывал о нём своей сестре. Рассказывал о них.
“Он сожалел, что покинул вас, но вы должны понять его, молодой господин Лань, Вэй Ин не желал портить вам жизнь… о да, я знаю, что вы скажете, но он действительно так думал. И даже думает сейчас. Поймите, Вэй Ин с детства считает, что приносит одни несчастья, и я… так и не смогла разубедить его в этом. А когда не стало моих родителей, а потом деревню Вэней сожгли… Вэй Ин до последнего не желал войны. И та обречённость, с которой он на неё отправился… мне страшно, молодой господин Лань. И я знаю, только вы способны спасти его. Спасите моего брата. Не имеет значения, вернётся ли он домой, но а-Сянь должен жить”.
Вэй Ин будет жить.
Ванцзи обещает это деве Цзян, хотя пока не представляет, как сдержать обещание. Но он отбивает атаку за атакой, яростной белоснежной молнией прорываясь вперёд, отвоёвывая клочок за клочком того пути, который ведёт его к исполнению клятвы. К Вэй Ину.
Есть ещё одна важная причина, по которой им нужно встретиться как можно скорее, и эта причина — а-Юань. Дева Цзян сказала, что ее брату ничего не известно о судьбе мальчика, он не знает даже, добрался ли Вэнь Нин до Ванцзи. Но поскольку Вэнь Нин не вернулся, Вэй Ин сделал самые неутешительные выводы, и дева Цзян не сумела внушить ему надежды на обратное.
“Когда а-Сянь соглашался использовать духовного зверя, он словно потерял всякий смысл к существованию. Я знаю, он винил себя за моих родителей, за разрушенную Пристань лотоса, за сожжённых Вэней в той деревне, за то, что нарушил ваше уединение и покой. Но когда Вэнь Нин не вернулся, это словно окончательно подкосило его…”
Ванцзи сражается изо всех сил, стараясь не представлять себе потерявшего всякую надежду Вэй Ина. Он не сказал деве Цзян о том, что усыновил а-Юаня, только то, что тот жив и находится в безопасности. Это не было выражением недоверия, но Ванцзи хотел, чтобы первым об этом узнал сам Вэй Ин.
Ему надо так многое сказать.
Во многом признаться.
Слова и Ванцзи никогда не были дружны, особенно когда речь шла о выражении чувств (в некоторой степени потому, что большую часть жизни Ванцзи учился их не выражать), но сейчас он готов подружиться не только со словами, но даже с демонами Диюя, если это поможет доказать Вэй Ину, что он не виноват. Что он нужен и любим, что если ему не мил сам Ванцзи, то есть ещё а-Юань и дева Цзян, этого должно быть достаточно (у самого Ванцзи всегда был только брат, и лишь сейчас появился сын… а короткий период, когда у него был ещё и Вэй Ин, делал Ванцзи буквально бесконечно богатым. Как когда он, живущий много месяцев в пещере, вдруг оказался в гостевом домике).
Ванцзи нужно выжить.
— Вы должны лучше беречь себя, — тревожно шепчет дева Цзян, обрабатывая его раны после очередного сражения. В основном это кровоточащие шрамы на спине, те раны, что наносятся в бою, Ванцзи может довольно быстро исцелить сам. И нет, он не просит помощи, но дева Цзян каким-то образом узнаёт о его ранениях сама и приходит каждый вечер в сопровождении Цзинь Цзысюаня или кого-то из слуг.
— У нас всего два лекаря, — извиняющимся тоном говорит она в первый такой визит. — И все они заняты более серьёзными случаями, но я знаю очень многое о ранах и перевязках, так что надеюсь, господин Лань примет помощь этой недостойной.
Ванцзи пытается возражать. Действительно пытается, но очень быстро понимает, что возражать деве Цзян… не представляется возможным. Цзинь Цзысюань вздыхает и предлагает сдаться:
— Она так решила. Просто дайте ей обработать ваши раны, потому что даже я с этим вынужден смириться, хотя, поверьте, мне абсолютно не нравится столь чрезмерное внимание к вашей персоне.
Ванцзи верит. И не желает показывать свои шрамы кому бы то ни было, но перед нежным и печальным взглядом девы Цзян руки как-то сами развязывают и приспускают нижнее ханьфу. Та сдавленно охает.
— Что там? — тут же напрягается Цзинь Цзысюань, к которому Ванцзи стоит лицом. — Если вам неприятно, мы немедленно уйдём и…
— Всё в порядке, — совершенно ровным голосом откликается дева Цзян. — Просто много крови.
Она обрабатывает и перевязывает раны Ванцзи каждый вечер, а каждое утро заботится о завтраке для него. Не задавая лишних вопросов, не прося ничего взамен. Ванцзи думает о том, что если небожители и существуют, то дева Цзян непременно является одной из них.
А потом наступает день, когда их армия больше не отступает. Защита Вэней внезапно очень резко слабнет, и с очередным натиском заклинатели врываются в замок.
Тоска по тебе
читать дальшеДни Ванцзи — всё ещё просто бесполезные хрустальные бусины, но одиночество не разъедает теперь его сердце так сильно. Вэй Ин окружён прекрасными людьми, у него есть друзья и маленький а-Юань — этого достаточно, чтобы смириться с настоящим. И Ванцзи смиряется, лелея долгожданную иллюзию покоя.
Так проходит несколько дней, а затем, в одно раннее утро, как две капли воды похожее на то, в которое когда-то ушёл Вэй Ин, Ванцзи слышит далёкий, отчаянный волчий вой. На самом деле, это может быть обычный волк, но предчувствие пророчит беду, и Ванцзи в мгновение ока взмывает в предрассветные небеса. Полёт дракона стремителен, но он всё равно опаздывает.
Серебристый волк истекает кровью слишком быстро, быстрее, чем Ванцзи успевает передавать ему духовные силы.
— Держитесь, Вэнь Нин! Прошу вас, держитесь! — молит он, но духовная энергия просачивается сквозь истерзанное тело, как тонкий ручеёк сквозь раскалённые пески пустыни.
Тёмные глаза приоткрываются в последнем порыве, и голос, который Ванцзи слышит в своей голове, всё тот же робкий, но и отчаянно смелый: "А-Юань здесь… Спасите его. Господин Вэй просил…"
И потом, прежде чем Ванцзи успевает хоть что-нибудь, Вэнь Нин замолкает. На этот раз — навсегда.
Жизнь отделена от смерти всего лишь одним ударом сердца, но Ванцзи кажется, что перед ним разверзлась вечность. Он полностью обнажён, но не замечает своей наготы, не замечает вообще ничего, кроме крови на своих руках, навеки остекленевших глаз, которые просто не в силах закрыть, и чувствует лишь всепоглощающее отчаяние. Он не смог. Не спас. Не успел.
Когда алый на его коже выцветает в грязно-бордовый и трескается неприглядной шершавой коркой, Ванцзи приходит в себя. Одним порывистым движением встаёт и оглядывается. Здесь был… нет, даже не бой — травля. Вряд ли Вэнь Нин сопротивлялся. Он бежал, бежал так быстро, как только мог, но не потому, что спасался сам, а потому, что спасал. Сейчас поляна выглядит пустой и безжизненной, но Ванцзи знает, что это не так. Это должно быть не так, иначе, клянётся он про себя, виновники сгорят дотла в беспощадном драконьем пламени. Месть строго запрещена правилами его клана, но здесь и сейчас — Ванцзи наплевать.
На маленькой поляне негде спрятать ребёнка, но, скорее всего, именно ребёнка искать и не нужно. Ванцзи методично обходит каждое дерево и каждый куст, стараясь не думать о том, что волки имеют острый нюх и, конечно, они бы обнаружили того, кого так стремился защитить Вэнь Нин, но…
В провалившемся от гнили стволе дерева дрожит крошечный серебристый волчонок, на спинке которого надёжно закреплён талисман отвода глаз.
— А-Юань, — срывающимся голосом зовёт Ванцзи, но волчонок никак не реагирует. Меридианы его духовных сил едва мерцают, а маленькое тело объято лихорадкой, которая, скорее всего, разыгралась от пережитого ужаса. Ванцзи бережно подхватывает а-Юаня на руки — собственных сил осталось не так уж много, а мальчику нужна немедленная помощь, но и Вэй Ину, скорее всего, помощь нужна тоже. Ванцзи буквально разрывается на части от невозможности сделать выбор, но в конце концов решается.
За это придётся заплатить высокую цену, но жизни его самых дорогих людей стоят гораздо дороже.
Ванцзи оборачивается драконом, стараясь держать а-Юаня как можно бережнее, и берёт курс на Облачные глубины.
С этого момента он старается очистить свой разум от лишних эмоций: от терзающей тревоги за а-Юаня, от нестерпимого страха за Вэй Ина. От горького чувства вины перед Вэнь Нином. Ванцзи едва сдерживается, чтобы не изменить направление и не рвануть обратно в Илин, но дрожащее тельце в его пасти всякий раз глушит этот порыв.
Ванцзи приземляется у цзинши. Он знает, что о его появлении тотчас становится известно практически всем на территории Облачных глубин и ему теперь надлежит явиться в Зал старейшин, чтобы принять наказание. Вместо этого Ванцзи перевоплощается, наспех облачается в клановые одежды и, подхватив на руки а-Юаня, спешно шагает в лекарский павильон. Ему нужно найти Лань Су.
Никто уже не помнит, сколько лет минуло главному лекарю клана Лань, но Ванцзи не важен ни его возраст, ни опыт. Этот человек — единственный, кто был рядом, когда Ванцзи слёг после смерти матушки, единственный, кто рассказывал ему сказки и украдкой мастерил игрушки из веток и клочков ткани: эти нелепые подобия драконов и кроликов маленький Ванцзи хранил как зеницу ока и прятал долгие годы. Игрушки, не приносящие пользы в совершенствовании, в клане были запрещены.
После брата Лань Су — единственный, кому Ванцзи полностью доверяет.
Старый лекарь погружён в глубокую медитацию, но, едва Ванцзи появляется на пороге, — открывает глаза.
— Лань Чжань, — без удивления произносит Лань Су и медленно встаёт. С возрастом он вынужден ходить, опираясь на трость, но отказывается от любых самых изысканных вариантов, предпочитая им всем обычную обструганную деревяшку.
— Этот недостойный приветствует учителя, — говорит Ванцзи и кланяется, настолько, насколько позволяет ноша в его руках. — И пришёл молить вас о помощи. Ванцзи не смеет просить о нарушении Правил, но этот ребёнок… — он осекается, протягивая крошечное тельце лекарю, и, когда тот безмолвно кладёт ладонь на голову а-Юаня, напряжённо замирает.
— Он истощён, и дух его очень слаб, но я смогу помочь. — Лань Су молча кивает на застеленный белым полотном стол. — Уложи его и ступай. И помни, что лекарь может нарушить любое правило клана, если речь идет о чьей-то жизни. Мой удел — спасать, Лань Чжань.
Ванцзи бережно кладёт а-Юаня на стол и низко кланяется.
— Этот недостойный просит прощения за свою глупость.
Когда иссохшая ладонь трогает его за плечо, Ванцзи выпрямляется и встречает взгляд мудрых, всё понимающих глаз.
— Делай то, что дОлжно, Лань Чжань. Я обещаю, что этот малыш будет в безопасности.
Едва Ванцзи сходит со ступеней павильона лекарей, как наталкивается на брата. Лицо Сичэня выражает крайнюю степень тревоги, и на секунду Ванцзи чувствует острый укол вины. Но затем он вспоминает, ради чего — ради кого он здесь, и решительно шагает брату навстречу.
— Ванцзи, ты покинул уединение! Что… произошло? Почему ты вернулся?
Подобная несдержанность только подтверждает взволнованность Сичэня, но Ванцзи, к сожалению, нечем его успокоить. И он не может терять драгоценное время.
— Брат, я должен оставить Облачные глубины сейчас. Как только я завершу все необходимые дела, я непременно вернусь и приму наказание, но пока…
— Ванцзи! Остановись, что ты творишь?!
Голос Лань Сичэня звенит от непонимания и беспокойства, потому что никогда ещё его маленький брат, его послушный Ванцзи, не позволял себе такого. Но Ванцзи не слушает, сбрасывает верхнее ханьфу, и через мгновение огромный синий дракон взмывает в безмятежное небо. Больше всего на свете Сичэнь сейчас жалеет о том, что не может поступить так же.
Над Илином вьётся дым догорающих костров. Оживлённые некогда улицы пусты, на центральной площади — следы бесчисленных разрушений. Впрочем, не только там — по всему городу Ванцзи видит сорванные навесы, разбитые окна, перевёрнутые лотки торговцев с безжалостно растоптанным товаром. Всё, что ещё недавно дышало миром, жизнью, теплом, что было сделано и построено с такой любовью, обратилось теперь кучей бесполезного хлама.
С облегчением Ванцзи отмечает и присутствие людей. Все они испуганны и прячутся в глубине уцелевших домов или того, что от этих домов осталось, но большинство выжили, а пока есть жизнь, есть и надежда.
У самого Ванцзи надежда есть едва ли.
Домики, где жил Вэй Ин с семейством Вэней, сожжены дотла. Словно в оцепенении, Ванцзи ходит по пепелищу, не чувствуя боли от тлеющих углей под босыми ногами, ходит довольно долго: не зная, что ищет, не понимая, что делать дальше. Ответ маячит алым всполохом у корней чудом уцелевшей яблони, и когда Ванцзи наклонятся к ней, то обретает ответы на все свои вопросы. И — надежду.
Война — значит война.
На алой ленте кровью выведено именно это слово, а в том, кому принадлежит и лента, и кровь, Ванцзи ни секунды не сомневается.
Наказанию предшествует уединение. Ванцзи покорно стоит на холодных плитах у стены Послушания и думает лишь о том, что Вэй Ин и а-Юань живы. Он непременно позаботится о них обоих, как только придёт в себя. В том, что приходить в себя придётся, Ванцзи не сомневается. Он нарушил слишком много правил, и теперь ему предстоит наказание дисциплинарным кнутом — это больно, справедливо, но, к сожалению, очень травматично. Ванцзи не боится боли, но его тело на какое-то время станет уязвимым и мало пригодным к чему-либо, кроме бесполезного продавливания спального ложа. Однако наказание следует принять, чтобы двигаться дальше.
Ему позволяют быть в нижних одеждах, но Ванцзи оставляет лишь штаны: неразумно портить то, что после придётся выкинуть. А ещё он обматывает запястье лентой Вэй Ина — жест, который кажется нелепым даже ему самому: лента никак не поможет облегчить наказание, лишь напрасно разозлит дядю (едва тот замечает неподобающую полоску алого шёлка, тотчас скрипит недовольно зубами и каменеет лицом).
Ванцзи зачитывают его нарушения: самовольное прерывание уединения, самовольное предоставление доступа посторонним на территорию Облачных глубин и — на этом пункте безучастность Ванцзи всё же даёт лёгкую трещину — общение с недостойными людьми. Он бросает взгляд на брата, но Сичэнь выглядит таким ошеломлённым, что Ванцзи тут же отвергает самое очевидное предположение о том, что это брат поведал Старейшинам о Вэй Ине. Приговор за его проступки суров, суровее, чем предполагал Ванцзи: десять ударов дисциплинарным кнутом.
— Согласен ли ты с тем, в чём тебя обвиняют? — спрашивает дядя. Ванцзи знает, что этот вопрос больше для проформы. Всё уже решено. Но Ванцзи жизненно важно отстоять хотя бы один пункт, тот, который касается а-Юаня, потому что ему доподлинно известно, что едва мальчик придёт в себя, его тут же выведут с территории Облачных глубин. Скорее всего, определят в приют или в какую-то семью на воспитание — ни один из этих вариантов Ванцзи не устраивает. А сам он может в этот момент быть без сознания… А-Юаня нужно оставить возле себя любой ценой, хорошо, что Ванцзи предусмотрел это заранее.
— Ванцзи согласен, — говорит он. — Ванцзи также просит дядю и старейшин принять а-Юаня в клан Лань на правах сына Ванцзи.
На несколько мгновений виснет такая тишина, что, кажется, можно услышать как ветер колышет деревья в горах. Ванцзи терпеливо ждёт. И собственно, дожидается.
— Это… что ты несёшь, Ванцзи?! — шипит дядя (кричать в Облачных глубинах запрещено). — Это не может быть твой сын, это даже не… дракон!
— Усыновления не запрещены Правилами.
Лицо дяди багровеет. Пожалуй, Ванцзи впервые видит его в подобном состоянии, впрочем, лица Старейшин тоже не выражают ничего, попадающего под определение «сохраняй спокойствие духа в любой ситуации».
— Ещё никто в нашем клане не усыновлял… не дракона! — выдыхает Лань Фэнь. — Только поэтому такого правила не существует!
— «Всегда следуй Правилам», — цитирует Ванцзи. — Моё решение не противоречит им.
— Да ты... да как ты… — кажется, это одновременно произносят сразу несколько Старейшин, а потом Сичэнь поднимает ладонь, призывая всех к спокойствию.
— На правах будущего Главы клана я принимаю решение моего брата и признаю его правомерным. Ребёнок с этого дня считается законным сыном Лань Ванцзи, получает его фамилию и все права члена клана Лань, исключая право наследования.
— Сичэнь! — буквально выплёвывает дядя, но Сичэнь лишь поворачивается к Лань Ю, который сжимает дисциплинарный кнут и, болезненно поморщившись, просит:
— Приступайте.
Первые три удара превращают спину Ванцзи в кровавое полотно. Это очень больно — на самом деле больно: никогда прежде Ванцзи не испытывал такой боли. Перед глазами всё плывёт, и в следующие три удара Ванцзи нужны все его силы, чтобы остаться в сознании и не упасть. Он должен вынести это. Ему есть ради кого жить.
Когда кнут опускается на его спину ещё трижды, Ванцзи смотрит на своё запястье. Алый напоминает ему о Вэй Ине — не только из-за одежд и ленты, нет. Алый — цвет жизни, цвет огня, цвет любви, что горит в сердце Ванцзи ярче любого пламени. Ещё красный — цвет крови…
Крови очень много. С последним ударом кнута кровавая пелена застилает Ванцзи глаза, и он медленно заваливается набок. Но это уже не важно. Он выдержал. Он справился.
Первый проблеск реальности приходит к Ванцзи жалобным плачем.
— А-Юань, ты обещал успокоиться, если я приведу тебя к брату, — голос Сичэня постороннему показался бы обычно невозмутимым, и только Ванцзи различает в этих ровных интонациях нотки отчаяния.
— Богатый гэгэ умрёт? Как бабушка? — захлёбывается меж тем рыданиями а-Юань. — Все умирают, а-Юань останется один…
— Брат не умрёт, — возражает Сичэнь, но мальчик продолжает плакать. Ванцзи больно от этого плача гораздо сильнее, чем от ран, оставленных дисциплинарным кнутом, но он слишком слаб, чтобы даже открыть глаза. Бессилие пугает.
Следующее пробуждение уже более осознанное. Ванцзи всё ещё очень больно, но с болью такой силы он может примириться. В цзинши полумрак, потому что горит всего одна свеча, и этого мало, чтобы осветить помещение полностью, но достаточно, чтобы осмотреться. Впрочем, тот, кого ему просто необходимо сейчас увидеть, находится буквально сразу: а-Юань, свернувшись в клубок, спит рядом с Ванцзи, крепко сжимая в кулачке один из концов его лобной ленты. Лицо мальчика выглядит осунувшимся и бледным, и сам он очень похудел в сравнении с тем (единственным) разом, когда они гуляли по Илину. Ванцзи кажется, что это было годы назад… но по крайней мере сейчас а-Юань не плачет. Ванцзи обещает себе, что сделает всё, чтобы впредь а-Юань… чтобы его сын имел как можно меньше поводов для слёз.
С этой ночи начинается процесс выздоровления. Крайне медленно (раны, нанесённые дисциплинарным кнутом, нечувствительны к исцелению духовной энергией), тщательно исполняя все предписания Лань Су, Ванцзи шаг за шагом восстанавливает своё тело. Он всё ещё не может ходить или даже сидеть без посторонней помощи, но уже сам держит в руках чашу, чтобы выпить лечебные отвары, которые ему исправно приносят ученики Лань Су или сам лекарь. Помимо этого, Ванцзи ежедневно навещает брат, и он же приводит с собой а-Юаня, неизменно оставляя того на ночь. Когда мальчик впервые видит, что Ванцзи пришёл в себя, он улыбается так радостно и ярко, что сердце Ванцзи замирает: так сильно в этот момент а-Юань похож на Вэй Ина.
— Богатый гэгэ! Ты очнулся! — Мальчик выдёргивает ладонь из руки Сичэня и несётся к ложу Ванцзи, быстро-быстро перебирая ножками. Правда, когда он оказывается рядом, его энтузиазм слегка уменьшается, и а-Юань смущённо замирает, не зная, очевидно, как быть дальше.
— Здравствуй, а-Юань, — как можно мягче произносит Ванцзи и делает попытку улыбнуться. — Прости, я пока не могу приветствовать тебя, как подобает…
Лицо ребёнка становится растерянным, и Ванцзи корит себя за неуместную чопорность. Он думает, а что бы на его месте сделал Вэй Ин? И потом протягивает руку, касаясь запястья а-Юаня.
— Если хочешь, можешь сесть на мою постель, — слегка неуверенно предлагает Ванцзи.
Глаза а-Юаня удивлённо распахиваются, но уже в следующий момент он радостно кивает и действительно взбирается к Ванцзи, устраиваясь под боком.
— Спина Богатого гэгэ очень болит? — спрашивает а-Юань, кивая на белое полотно, которое прикрывает раны. — Однажды дядя Сичэнь привёл меня сюда, когда Богатого гэгэ чем-то мазали, и а-Юань потом плакал.
— Почему? Ты испугался?
А-Юань машет головой и доверительно сообщает:
— А-Юань плакал, потому что Богатому гэгэ так больно. Сейчас тоже больно?
— Уже не особенно, — торопится заверить Ванцзи и чувствует, как всё его существо наполняется теплом. — А-Юань, ты знаешь, что я тебя... усыновил?
— Да, а-Юаню сказали, что теперь он Лань, а не Вэнь…
— И ты… — Ванцзи нужно сделать паузу, прежде чем продолжить. Собраться с духом. — Ты не против быть моим сыном?..
А-Юань молчит довольно долго. Настолько, что Ванцзи уже начинает размышлять о том, есть ли возможность отказаться от усыновления, раз для ребёнка он нежеланный приёмный отец. Ванцзи не удивлён: он знает, что даже в клане обычно сторонятся его из-за холодного выражения лица и отстранённости. Но а-Юань внезапно смотрит на Ванцзи и произносит вовсе не то, что Ванцзи ожидает от него услышать.
— А мы можем потом взять в нашу семью Сянь-гэгэ? А-Юань очень по нему скучает…
Сердце Ванцзи вновь пропускает удар, а потом сжимается от боли. Он тоже скучает. Он скучает так сильно и отчаянно, что готов тотчас встать и идти в любое место, где бы Вэй Ин ни находился…
— Если Вэй Ин захочет, — севшим голосом обещает Ванцзи. А-Юань радостно сияет, и вот так Ванцзи становится отцом.
А-Юань оказывается практически идеальным сыном. Он проводит с Ванцзи почти всё своё свободное время, каждый раз искренне справляясь о его состоянии и с большим энтузиазмом рассказывая о событиях прошедшего дня. Поскольку а-Юань принят в клан, он посещает занятия — вместе с учениками своего возраста.
От Сичэня Ванцзи известно, что преподаватели весьма ошеломлены способностям мальчика и находят в нём все задатки будущего сильного заклинателя. Впрочем, Ванцзи не удивлён: он помнит слова Вэй Ина о настоящих родителях а-Юаня.
— Сплетничать в Облачных глубинах, безусловно, запрещено, — посмеиваясь, говорит Сичэнь, делая глоток чая. — Но активно идут разговоры, что а-Юань на самом деле твой родной ребёнок.
— Хотел бы, чтобы так оно и было, — спокойно кивает Ванцзи.
— А-Юань достойный сын, — понимающе откликается Сичэнь. — И согласно правилам, у него уже должны быть второе имя и лобная лента. Если хочешь, мы можем провести упрощённую церемонию прямо здесь.
Ванцзи одобрительно прикрывает глаза. Разговоры всё ещё отнимают у него много сил, а между братом и сыном Ванцзи пока выбирает общение с сыном, потому что, несмотря на внешнюю безмятежность и хорошее расположение духа, Ванцзи знает… чувствует, что а-Юаню сейчас отнюдь не легко. Потеря родных, болезнь и новые — бесконечные — правила вместе с жизнью в совершенно ином статусе и ином месте определённо не могли не отразиться на ребёнке.
Они проводят церемонию спустя несколько дней. Обычно лента повязывается в зале торжеств в присутствии старейшин, Главы клана и, разумеется, родителей, но для а-Юаня приходится сделать исключение. Ванцзи не может не признать, что этому рад. Впрочем, его радость слегка меркнет, когда вслед за Сичэнем в цзинши входит дядя. Умом Ванцзи понимает, что присутствие хотя бы одного старейшины неизбежно, но он хотел бы, чтобы это был кто-то, настроенный более… нейтрально. С того момента, как Ванцзи пришёл в себя, дядя навещал его дважды: осведомлялся о здоровье и уходил; каждый его приход был ровно в то время, когда в цзинши не было а-Юаня.
— Дядя. — Ванцзи складывает руки перед собой и вежливо кланяется. — Ванцзи рад встрече.
Дядя кивает и слегка хмурится, но в этот момент а-Юань, уже переодетый для церемонии в праздничное ханьфу, расшитое традиционными узорами плывущих облаков, встаёт рядом с Ванцзи (но на четверть шага позади, как и положено младшему) и тоже кланяется.
— Учитель, а-Юань рад встрече.
Этого не ожидает никто, даже Ванцзи, поэтому на мгновение все замирают, а затем дядя хоть и ничего не отвечает, но смотрит очевидно одобрительно. Ванцзи чувствует, как теплеет сердце от нежности и гордости за мальчика, которого подарил ему Вэй Ин.
— Давайте начинать, — предлагает Сичэнь. — Ванцзи, ты выбрал имя в быту для а-Юаня?
Ванцзи выбрал. Это то, что он чувствует с того самого момента, как Вэй Ин оставил его, то, что проросло в каждой клетке тела, стало его плотью и кровью.
— Сычжуй, — говорит Ванцзи. — Имя в быту Лань Сычжуй.
Тоска по тебе.
Бесконечная тоска.
— Хорошо. Тогда давайте начинать?
Возражений ни у кого не находится.
Сама по себе церемония принятия в клан проста и торжественна: даже в её самом скромном варианте это всё равно остаётся неизменным. Ванцзи слушает, как его а-Юань, его маленький сын, повторяет вслед за Сичэнем основные правила клана, смотрит, как тщательно он контролирует своё тело, чтобы оставаться в подобающей позе, и потом, когда приходит время повязать лобную ленту, Ванцзи смаргивает с глаз подступившие слёзы. А-Юань теперь официально член клана Лань и его сын, а значит, он обрёл защиту и семью.
Значит, что, начиная с этого дня, даже если Ванцзи не станет, у а-Юаня всегда будет дом.
Лань Юань — теперь уже Лань Сычжуй — выпрямляется, когда Ванцзи заканчивает с лентой, и смотрит на своего приёмного отца с обожанием.
— Церемония завершена, а-Юань, — мягко улыбается Ванцзи и кладёт свою ладонь мальчику на макушку просто потому, что хочет этого. Потому что когда-то отчаянно хотел этого сам, но никогда не получал подобной ласки от собственного отца. И потому, что Вэй Ин, несомненно, одобрил бы такой жест.
— Па… па, — несмело, словно пробуя новое слово на вкус, говорит а-Юань, и сердце Ванцзи замирает от счастья. Это впервые, когда а-Юань зовёт его так. Ванцзи ободряюще кивает, изо всех сил пытаясь сдерживать рвущиеся наружу эмоции. Только два человека в мире способны заставить его испытывать нечто подобное.
— Папа! — второй раз получается звонко, уверенно. — Папа, а мы расскажем Сянь-гэгэ, что моё имя в быту — это то, как мы сильно о нём тоскуем?
Ванцзи открывает рот, чтобы ответить, но его грубо перебивают.
— Что?!
Восклицанием это можно назвать едва ли, скорее шипением; Ванцзи и не подозревал, что дядя способен издавать подобные звуки.
— Ты назвал… своего приёмного ребёнка в честь этого… этого распутного лиса?! Да он… да ты…
— Дядя! — Сичэнь и Ванцзи абсолютно синхронны. Ванцзи поднимается, нарушая правило, согласно которому младшие не могут вставать раньше старших, впрочем, дядя немедленно встаёт тоже.
— Сплетничать запрещено, оскорблять запрещено, — холодно цитирует Ванцзи, хотя всё внутри него клокочет от обиды — не за себя, за Вэй Ина.
— Это не сплетни! Это истина, просто ты слишком наивен и не желаешь знать то, о чём не болтает разве ленивый!
Ванцзи сжимает кулаки и изо всех сил стискивает зубы, чтобы не нагрубить, чтобы не сделать ситуацию хуже. Он должен прежде всего думать о своём сыне, а-Юаню придётся общаться с дядей почти каждый день.
— Дядя, достаточно. — Сичэнь тоже встаёт, занимая позицию между дядей и Ванцзи. — Позволь, я сам поговорю об этом с братом. Позже. Сейчас время ужина.
Ванцзи из-за плеча Сичэня видит, что дядя явно не в восторге от предложения брата и жаждет высказаться сам, но, вероятно, Сичэнь выглядит достаточно убедительно, потому что дядя в итоге церемонно кланяется и направляется к выходу из цзинши. Ванцзи, Сичэнь и а-Юань молча кланяются ему вслед.
— Я распоряжусь насчёт ужина, — говорит брат и тоже выходит, бросив на Ванцзи ободряющий взгляд. Ванцзи благодарен, потому что держаться больше нет сил: ни моральных, ни физических. Когда они с а-Юанем остаются одни, он устало опускается на циновку и позволяет себе немного ссутулиться. Едва затянувшиеся шрамы на его спине горят огнём, это больно, но боль от слов дяди куда сильнее.
Когда на его руки ложатся маленькие детские ладошки, Ванцзи вздрагивает от неожиданности. А-Юань сидит на коленях напротив, и весь вид его преисполнен тревогой.
— Папе плохо?
— Нет, я… просто ещё не совсем здоров. — Ванцзи пытается улыбнуться, и, вероятно, это получается, потому что а-Юань с готовностью улыбается в ответ. — Не тревожься.
— А-Юань… раньше сказал что-то не то? Учитель Лань рассердился, папа расстроился, и дядя Сичэнь тоже.
Ванцзи не может не признать, что у него весьма проницательный ребёнок.
— Дядя может быть резок, это… причина нашего с братом расстройства. Но сегодня у тебя важный день, и он ещё не окончен, поэтому, давай будем говорить о хорошем?
А-Юань вновь широко улыбается и кивает, Ванцзи думает о том, что ради этой улыбки он готов пойти не только против воли дяди и клана, но и против всего мира. Ради этой улыбки — и ещё одной, столь же яркой и любимой.
Ужин проходит в расслабленной атмосфере — насколько это вообще возможно для воспитанников клана Лань. Но они на самом деле обмениваются парой фраз, нарушая запрет на разговоры за едой, и даже улыбаются, когда а-Юань мужественно пьёт горьковатый травяной отвар и изо всех сил старается не морщиться (но зато вздрагивает всем телом и смущённо поглядывает на отца и дядю). Ванцзи считает себя просто обязанным улыбнуться в этот момент в знак одобрения и поддержки, и Сичэнь делает то же самое.
После еды а-Юань клюёт носом и в конце концов засыпает прямо за столом. Ванцзи берёт его на руки и уносит в ту часть цзинши, где стоит кровать, не позволяя Сичэню помочь. Да, его силы не восстановились, а раны всё ещё болят, но он хочет заботиться о своём сыне сам.
А-Юань спит крепко, даже на мгновение не открывает глаз, пока Ванцзи снимает с него верхние одежды и лобную ленту. В этом он так похож на Вэй Ина… и в этом тоже.
Сичэнь ждёт его, чтобы вместе выпить чаю. Ванцзи с детства любит эти моменты: тепло чашки под пальцами, тепло от осознания того, что брат рядом, что они будут друг у друга всегда. С момента, когда они осиротели (а на самом деле — сразу, как не стало мамы), Ванцзи знал, что во всём мире только брат способен его понять и что он сам понимает брата, как никто другой, — чаще всего даже без слов.
Фарфоровый бок чашки приятно греет пальцы, в курильнице тлеет сандал, брат подливает себе новую порцию чая — для Ванцзи всё это сродни медитации.
— Ванцзи, я хотел поговорить с тобой о молодом господине Вэе, — произносит вдруг Сичэнь, и, несмотря на мягкость его тона, вся расслабленность Ванцзи тут же улетучивается. Он осторожно опускает чашку на стол и весь подбирается, чувствуя, как внутри насторожённо рокочет дракон.
Брат, очевидно, понимает его состояние, но не торопится успокоить, а значит, разговор
действительно предстоит не из лёгких. Ванцзи выжидающе смотрит.
— То, что сказал дядя раньше… не лишено оснований. Ты знаешь, идёт война. После того как Вэни разрушили Пристань Лотоса и убили Цзян Фэнмяня и госпожу Юй, Вэй Усянь исчез.
Ванцзи кивает. Об этом ему сказал сам Вэй Ин.
— Но после того как стало известно о смерти Вэнь Цин и её брата, а также уничтожении мирной части клана Вэнь, Вэй Усянь вернулся, чтобы участвовать в борьбе против Вэней, участвовать в Аннигиляции солнца. Но… он… не сражается… в обычном смысле этого слова.
Брат замолкает в попытке подобрать слова; Ванцзи впервые видит его в замешательстве.
— Он… молодой господин Вэй использует чары хули-цзина, чтобы обольстить врага, и потом… когда… говорят, когда…
— Хватит.
Ванцзи сжимает кулаки и поднимает на брата взгляд, полный такой непримиримой решимости, что Сичэнь невольно отшатывается.
— Вэй Ин не сделает ничего предосудительного!
— Но… а-Яо… Цзинь Гуанъяо говорил мне, что лично видел, как Вэнь Чжулю заходил в комнату господина Вэя, а тот его обнимал, и… Ванцзи?.. — Сичэнь растерянно замолкает.
Ванцзи практически касается лбом пола, склоняясь перед братом в поклоне.
— Ванцзи благодарен брату за заботу. Могу я просить об одолжении?
— Конечно, но… выпрямись, прошу тебя! — Сичэнь поднимается, обходит столик и снова опускается — рядом с братом, всё ещё не шелохнувшимся.
— Ванцзи пойдёт на войну. Брат позаботится об а-Юане?
Рука Сичэня, тянущаяся, чтобы помочь Ванцзи выпрямиться, замирает на полпути.
— Что?!..
, вдруг спрашивает:
Перевод на испанский: Ku-chan Перевод на русский: Nefritica Редактирование: somewhere_there и chujaia Большое спасибо Giledelear за огромную помощь в разъяснении спорных моментов! ПЕРЕВОД В настоящее время есть немало того, во что мне хотелось бы углубиться. При каждом выезде за границу возрастает моё желание научиться «говорить на английском», а ещё я хочу «освоить игру на гитаре», потому что у меня есть и акустическая, и электрическая гитары. В детстве я мечтал «уметь играть на фортепиано», и, чтобы поощрить себя, на прошлое Рождество подарил себе инструмент. Казалось бы, всё готово для того, чтобы углубиться в любое из этих занятий, но  в реальности это не получается, потому что мне постоянно не хватает времени, чтобы сосредоточиться на них вплотную (смеётся). Поскольку я занят сразу в нескольких сферах деятельности, то, возможно, кажусь чрезвычайно способным человеком, но на самом деле я очень бестолковый. Безусловно, я также испытываю большое желание глубже вникнуть в свою работу. В особенности сейчас мне хотелось бы достичь этого в моих выступлениях. Я думаю, что мне присуща способность естественным образом погружаться полностью. К примеру, после получения какой-либо работы весь мой образ жизни подстраивается под неё. Вне зависимости от того, насколько загружен, я всегда убираю и навожу порядок у себя в доме. Потому что если то, что видят мои глаза, прекрасно, то я чувствую, что и моё сердце как будто очищается. А затем, когда я углубляюсь в подготовку к роли, самым важным мне кажется как можно больше времени уделять сценарию. С каждым годом я всё глубже и глубже вникаю в текст. Сценарий «Таинственного вора Яманеко» я тоже изучил внимательно и очень тщательно подхожу к проработке образа. Вот, скажем, оставляет Яманеко солнечные очки, когда его преследуют, или снимает их? Речь может идти о чём-то очень простом, чего зрители при просмотре даже не заметят. Но для меня как актёра — это то, о чём я должен задумываться, чтобы глубже проникнуться любовью и пониманием в отношении своего персонажа. Желание выйти вперёд и проявить [себя] появилось, пока я был на подтанцовке у семпаев. Почему же я захотел углубиться в «актёрское мастерство»? Причина, конечно, не одна, но, вероятно, это связано с тем, что через роль я могу выразить самого себя. Всё началось ещё с тех пор, когда, едва вступив в джоннисы, мы первым делом попадали на подтанцовку к семпаям и мечтали: «Однажды я тоже хочу выйти вперёд и показать [себя]!» Когда меня впервые пригласили сниматься в дораме, мечта стала реальностью. Люди нуждались в моём существовании и в [создаваемых мною] образах... Я был очень счастлив и смог прочувствовать, насколько это здорово. Но, хотя я и говорю, что хотел бы углубиться в актёрское искусство, я не утверждаю, что хочу стать «замечательным актёром».  И то же самое касается пения и танцев. Я хочу иметь хорошую технику и испытываю большое желание совершенствоваться. Но моя цель не в том, чтобы все говорили мне, что «я хорош». Для начала в самой этой фразе «Ты хорошо играешь» есть что-то, чего я не понимаю (смеётся). Потому что критерии и вкусы тех, кто смотрит на тебя, различны, и если ни моя техника, ни актёрская игра, которую я представил у себя в голове, не трогают сердца людей, то нет никакого смысла этим заниматься. Например, если мне выпадает шанс появиться в фильме, имеющем глубокий смысл, это замечательно. Но, если я просто играю в весёлой развлекательной дораме, доставляющей удовольствие многим зрителям, мне кажется, что это не менее прекрасно. Честно говоря, я хочу сниматься и там и там, глубже погрузиться и в то, и в другое. И если в дебютные времена, когда я только стал айдолом, мне действительно хотелось броских, выделяющихся ролей в дорамах, то теперь я бываю очень счастлив, участвуя в фильмах, которые абсолютно отличаются от этого. Так как мне интересны очень многие вещи, то, чем больше размах требований, тем больше я загораюсь, такой уж у меня характер (смеётся). Возможно, те, кто сталкиваются с «Каменаши-айдолом» и «Каменаши, занимающимся работой, связанной с бейсболом», видят две совершенно разные личности, хотя внутри меня они связаны. В последнее время я заметил, как всё больше и больше людей стало говорить мне об этом. Так что с этого момента и далее я буду честен по отношению к собственным убеждениям и личности и хотел бы глубже погрузиться во многое. В общем, глубже узнать «самого себя». Потому что, скорее всего, если меня позовут сниматься в фильме или дораме, то сделают это не исключительно благодаря хорошей игре. Режиссёр Ишии Юя сказал, что дал мне роль в «Vancouver no Asahi» не только потому, что у меня был опыт игры в бейсбол, но и потому, что ему понравился мой голос, когда он случайно услышал его по радио. Вот такая интересная работа, не правда ли? Никогда не знаешь, из-за чего тебя пригласят. (Смеётся) Режиссёр Ишии Юя сказал, что позвал меня сниматься в своём фильме, потому что «у тебя красивый голос». Поскольку никогда не знаешь, по какой причине тебя могут пригласить, я хочу глубже узнать «самого себя». Постоянная точка наблюдения за Каме Во время перерыва в фотосессии он рассказал нам о программе Music Station, в которой участвовал в марте. «Я часто оказывался сидящим рядом с UNDERWORLD, как во время прямого эфира, так и когда камеры были выключены. И они сказали мне: «You are so cool!»** Я был очень тронут и в итоге в ответ подарил им CD» (смеётся). В этот день показывали последнюю серию «Таинственного вора Яманеко», съёмки которой закончились двумя днями раньше, и Каменаши-кун выглядел расслабленным. Его подготовка к роли в «Прекрасной звезде» тоже постепенно продвигается. «Вчера я тренировался в езде на велосипеде, и поскольку я человек, которому она всегда давалась плохо, то это отнимает немало сил (смеётся). Но я уже очень хочу начать съёмки!» ______________________ Прим. переводчика: *Карасуми - солёная икра кефали, высушенная на солнце. Это недешёвый продукт, обычно использующийся в качестве закуски к саке и считающийся одним из "трёх великих деликатесов" Японии. **You are so cool! (англ.) - Ты так крут! |
@темы: перевод, статьи и интервью
ПЕРЕВОД Сейчас, в тридцать лет, я особенно задумываюсь о «любви». Как, разумеется, в своей личной жизни, так и на работе он всегда чувствовал себя любимым. И размышляя о мужчине, который не может существовать без любви, мы безусловно затронем эту тему. Думаю, я сталкивался с самыми любящими людьми. «Любовь» всегда в самом центре Каменаши Казуи. Это, несомненно, справедливо не только в отношении его личной жизни, но и работы. «Я изначально хотел, чтобы меня любили, мне нравится делать людей счастливыми (смеётся). И именно в этом заключается моя работа. С фанатами это как бы само собой разумеется, но я также люблю других актёров, технических и творческих сотрудников и прочих людей, с которыми работаю, и они любят меня в ответ. Я люблю людей, но это не значит, что я открою своё сердце первому встречному. Нинагава Юкио-сан однажды сказал: «Иметь дело с Каменаши непросто», и, думаю, это верно. Мне хочется погрузиться в работу, в которой чувствовалась бы любовь, и если в каких-то людях я её не ощущаю, то не могу им довериться». Он говорил, что сталкивался с очень разными людьми, и для него быть связанным с людьми, исполненными глубокой любовью, — это великая ценность. «Все они, включая тех, кто написал мне сообщения для сегодняшнего выпуска [посвящённого моему юбилею], — «люди первого класса», с которыми мне довелось встретиться на съёмках. К «первому классу» я, конечно же, отношу тех, кто занимается сложной работой, но также и тех, кто как личность — искренний человек, не имеющий скрытых сторон. Если я уважаю кого-то, то, даже если я не приглашаю их постоянно повеселиться вместе, я мечтаю снова работать с ними и всегда буду их любить (смеётся). А чтобы и они думали обо мне так же, я хочу иметь больше хороших работ и планирую стать более терпимым».  От актрисы Накамы Юкие (Nakama Yukie-san)–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Вопрос: Думал ли ты в то время о манере своей работы? Мы впервые работали вместе во втором сезоне дорамы «Gokusen», и мне было восемнадцать лет. Из-за того, что у меня всё ещё было недостаточно опыта съёмок на телевидении и в дорамах, хотя я был очень счастлив, я в то же время, как правило, действовал довольно безрассудно. Посреди всего этого Накама-сан стала очаровательным учителем, которому я мог доверять, и это помогло мне успокоиться! Вопрос: Что тебе понравилось в этой работе? То, что я делал её с наивностью. И ещё то, что её оценили. Я чрезвычайно горд. Получать в той или иной форме реакцию зрителей, хорошую или же плохую, думаю, это самое пугающее в нашей работе, но в этом же её истинное очарование. Вопрос: Думал ли ты когда-нибудь, что хоть я и твой учитель, но ты хотел бы пригласить меня как-нибудь выпить или что-то в таком роде? (Смеётся) Разумеется (смеётся). И раз уж ты об этом упомянула: однажды, когда ты пришла на концерт KAT-TUN, по окончании ты пригласила меня выпить вина, которое оказалось очень вкусным. После этого я приглашал тебя поесть темпуру. В следующий раз позови меня, пожалуйста, поесть итальянской кухни или просто куда захочешь. Сообщение С днём рождения! Я впервые увидела тебя на съёмках «Gokusen», Каменаши-кун. И я помню твоё счастливое лицо, когда ты жизнерадостно и приветливо общался со мной. Каждый день ты впитывал всевозможную информацию и менялся как актёр. Было здорово видеть, как ты растёшь — тогда и затем, в другой твоей деятельности, например как члена KAT-TUN! Пока ты ощущаешь поддержку важных для тебя людей, заставляй окружающих улыбаться. А я всегда буду поддерживать тебя!  От актёра Цумабуки Сатоши (Tsumabuki Satoshi-san)–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Вопрос: Тебе вот-вот исполнится 30 лет, а не хотел бы ты снова стать двадцатилетним? За эти десять лет я многое сделал и познакомился с людьми, с которыми должен был познакомиться. И мне кажется, именно это заложило основу того, кто такой Каменаши Казуя. Момент, когда я встретил Цумабуки-куна, тоже к этому относится. Как актёр, он заставил меня задуматься, что значит быть главным героем фильма. Ну, правда, как человек он мне уже до этого нравился (смеётся). Я хочу, чтобы мы снова как-нибудь выбрались выпить вместе. Вопрос: Каким ты хочешь стать через десять лет? Когда мне будет сорок? Пусть даже я буду старше и накоплю больше опыта, что бы ни случилось, я не хочу становиться упрямым и несговорчивым. Я думаю, что как для тех, кто занимается кинопроизводством, так и, конечно же, для зрителей артист — это человек, с которым приятно провести время. Я хочу стать таким взрослым, чтобы, несмотря на мой возраст, люди думали, что им хочется повеселиться вместе со мной. Сообщение Моё первое впечатление о тебе было, что ты сияешь, что бы ни происходило вокруг. Теперь, поработав с тобой, я считаю, что ты своего рода человек-унисекс, в котором сильный характер мужчины сочетается с мягкостью женщины. Каме — это человек, обладающий большим чувством ответственности, чем у кого бы то ни было. Я думаю, что, приближаясь к концу своего третьего десятка, ты обратил в силу всё хорошее и плохое, что случилось с тобой за эти годы, и стал тем Каменаши Казуей, которого мы видим сейчас. Полагаю, ты сам знаешь это лучше всех, но всё же позволь дать тебе совет: получай удовольствие! Я хочу, чтобы ты получал его более эгоистичным и непосредственным образом. И хочу снова видеть на твоём лице выражение, которое заставляет моё сердце биться чаще. Ну а теперь пойдём уже выпить!  От актрисы Такахаты Мицуки (Takahata Mitsuki) –––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Вопрос: Для меня мужчина становится мужчиной, только когда ему исполнится тридцать! Я всегда так думала, но что для Вас, Каменаши-сан, является определением крутого взрослого мужчины? Кто-то, кто берёт на себя ответственность. Конечно, я подразумеваю [ответственность] за то, что сделал ты сам, но также и в отношении сделанного другими людьми. Я хочу быть взрослым, способным подтереть другим задницу. Хотя, скорее, «было бы здорово окружить себя такими людьми, которые сами её себе подтирают»... Последняя фраза, кстати, цитата из второй серии «Яманеко» (смеётся). Вопрос: По работе Вам приходится знакомиться со многими людьми, но что является для Вас самым главным, когда Вы видите человека и пытаетесь его оценить? То, как они ведут себя в другом окружении, не со мной. Возможно, это прозвучит слишком самоуверенно, но всякий раз, когда они взаимодействуют со мной, все ведут себя очень уважительно. Где бы ни проводились съёмки, многие подходят, чтобы поприветствовать меня. Вот почему, думаю, я, сам того не замечая, обращаю внимание на то, как они взаимодействуют с другими людьми, а не со мной. Вопрос: Лично мне, Каменаши-сан, больше нравится, когда волосы на затылке у Вас подстрижены короче. Почему бы Вам так не оставить? Ты твердишь мне об этом со времён бутая (смеётся). Мой затылок коротко острижен. Я следую твоим указаниям, Мицуки! Сообщение Честно говоря, при нашей первой встрече я подумала, что Вы не очень дружелюбны. Но теперь мне кажется, что Вы похожи на невинного и очаровательного ребёнка. Я не устаю наблюдать за Вами, это очень забавно (смеётся). Я очень рада, что мне довелось пережить этот глубокий и искренний момент во время прошлогоднего мюзикла. Когда Вам исполнится тридцать, оставайтесь всё тем же страстным и пылким Каменаши-саном, которого любят все вокруг.  От режиссёра KAT-TUN no Sekaiichi Tame ni naru Tabi Маккои Сайто (Maccoi Saito-san)–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Вопрос: Во время натурных съёмок в машине ты всегда спал. Что тебе снилось? Спать в любое время и в любом месте — это моя особая способность. Поскольку с Tame Tabi мы много путешествуем, то я много сплю, но мне ничего не снится (смеётся). А! Зато вчера дома, в собственной постели, мне снилась певица Айко-сан. Прошу прощения за то, что не спросил для этого разрешения (смеётся). Вопрос: Эта гидрогенизированная вода на самом деле полезна для здоровья? Я считаю, что полезна (смеётся). На твой следующий день рождения, Маккои-сан, я подарю тебе бутылку для её изготовления! Вопрос: Что ты думаешь о человеке по имени Маккои Сайто? Хотя он старше по возрасту, он рискует собой вместе с нами (смеётся). И дело не только в том, что это делает программу более увлекательной, помимо этого он действительно заботится о нас. Поскольку мы не обладаем большим опытом в развлекательных программах, то не смогли бы выкладываться по полной, если бы не испытывали абсолютного доверия к съёмочной группе. Я думаю, что с Маккои-саном это всегда будет так. Сообщение Моё первое впечатление о Каменаши-куне было: «человек, пытающийся скрыться с украденным мотоциклом». Теперь я, скорее, вижу в нём «человека, который отругает типа, пытающегося сбежать с украденным мотоциклом». Но разве это не здорово? Хотя ничего страшного и если ты веселишься, немного валяя дурака!  От сценариста Китагавы Эрико (Kitagawa Eriko-san)–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– Вопрос: С днём рождения! Вопрос Каменаши-куну. Тридцать, да? Это волнующий момент, но что ты чувствуешь? С дорамы «Tatta Hitotsu no Koi» прошло десять лет. Говоря о самой себе, мне кажется, что даже я тогда была молодой! А что ты думаешь? Я был очень молод! Мне исполнилось двадцать, и я в какой-то степени начал получать признание в мире шоу-бизнеса. И тогда «Tatta Hitotsu no Koi» стала чем-то, что легло в основу этого, и временем, когда я познакомился со многими людьми. Поэтому у меня остались очень хорошие воспоминания. Вопрос: Подумай о роли, которую ты хотел бы сыграть. Теперь, вместо того, чтобы желать получить какую-то роль, меня забавляет необходимость интерпретировать те роли, которые мне предлагают. Но если нужно что-то выбрать, то я хотел бы сыграть что-нибудь историческое! Поскольку это то, в чём у меня нет опыта, мне это интересно, и я считаю, что для японца это честь. Вопрос: Я думаю, что в любой работе, которую ты выполняешь как актёр или исполнитель, ты всегда пассивен. Произносишь фразы, написанные другими людьми, а в развлекательных программах пытаешься вписаться в рамки, придуманные их авторами. О чём ты думаешь в такие моменты? И что бы тебе хотелось сделать спонтанно? Как и ожидалось от Китагавы-сан! Какой хороший вопрос Вы решили задать (смеётся). Да, я и правда пассивен, но это не значит, что я марионетка. Я думаю о том, как совместить то, чего хотят авторы, с тем, что хочется сделать мне. Мне интересно участвовать в обсуждении, нащупывая правильное исполнение. И в результате я чувствую, что могу повысить свой потенциал и расширить границы. Вопрос: Когда ты лучше всего проводишь время? Когда я очень сосредоточен! Когда я играю [роль] или придумываю что-нибудь, грустные мысли исчезают, переходя в естественную эйфорию, и именно в этот момент я чувствую себя наиболее счастливым. Вопрос: Какого возраста ты хотел бы быть? Каждый возраст, который я уже пережил, был прекрасен. И я не жду с нетерпением тех лет, которые ещё предстоят мне в будущем. Потому что они всё равно наступят, хочешь ты того или нет. Вопрос: Девушка плачет. Как ты её утешишь? Просто скажу: «Иди сюда». И позволю ей воспользоваться этим местом [плечом] Каменаши (смеётся). Сообщение Сейчас я пишу сценарий новой дорамы и снова задумываюсь о том, что такое возраст. Мне кажется, что быть взрослым или всё ещё ребёнком — это почти неважно, и, возможно, две искренние души шести и восьмидесяти лет могли бы поменяться местами.  Мы родились в одно время и живём в одном и том же мире, поэтому мы все похожи. Надеюсь, что однажды мы снова встретимся.«Будущее» Каменаши Казуи Он уже с полной отдачей прожил свои двадцать с чем-то и приблизился к границе под названием «тридцать». Что сейчас скрывает в глубине своего сердца Каменаши Казуя? И куда он держит путь? Он рассказывает нам то, о чём действительно думает. Принимая на себя ответственность как взрослый человек, он хочет делать то, чего ещё никто не делал. «Каким я буду в тридцать с небольшим? Я вообще не могу этого вообразить!» Когда мы спросили его, как он представляет себе идеальные десять лет после тридцатилетия, он рассмеялся, как будто это его позабавило. «Хотя меня совершенно не пугает то, что годы идут, то, как звучит это «тридцать», немного давит. Потому что последние десять лет мне было двадцать с чем-то, а теперь внезапно приходится менять формат (смеётся)». Он предвкушает, прикидывает. «Тридцать лет — это же первый этап, время, когда пора становиться взрослым, верно? Если в двадцать с небольшим меня вполне устраивало быть сосредоточенным на самом себе, то после тридцати я должен больше взаимодействовать и жить для других. И также, поскольку на съёмочной площадке всё больше сотрудников, которые моложе меня, мне необходимо быть более непредвзятым и гибким. Как правило, после тридцати многие люди становятся родителями. Именно тогда они осознают, что уже взрослые и готовы принять на себя ответственность. С другой стороны, я хочу быть взрослым, который просто наслаждается своей жизнью. Мой идеал — Такеши-сан. Как Китано Такеши он снял немало серьёзных фильмов и получил признание за границей. Но как Beat Takeshi* он постоянно делает что-то, что никто до него не делал, и валяет дурака. И именно потому, что очень важно из года в год выполнять свои обязанности, одновременно я намереваюсь делать что-нибудь безумное! Быть взрослым, сохранив в себе такие разные стороны, — это как раз то, что надо (смеётся)». Есть многое, что ему хочется сделать, и различные художественные направления, в которых он хотел бы себя попробовать. Но нет некой запланированной цели, к которой следует стремиться. «Например, хотя мне и хочется сняться в иностранном фильме, это не является моей целью или чем-то, вокруг чего я выстраиваю своё будущее. Важна готовность и самоосознание. Будучи готовым решиться попытаться поехать за границу, важно понять, как именно продвигаться вперёд, правильно используя драгоценное время. И если ты не отклоняешься от этой готовности, то сможешь получать удовольствие от процесса продвижения по любому пути. Возможно, в результате я окажусь в каком-нибудь интересном месте, далеко превосходящем моё воображение». Что ж, тогда, не определив место своего назначения, с каким настроем ты как айдол двигаешься вперёд? «Для начала я хочу и в дальнейшем создавать обстановку, в которой публика будет радостно вопить «Кьяяя!», едва нас увидев. Это далеко не так просто. Тысячи людей собираются вместе в ограниченном пространстве, и нам необходимо поддерживать свою физическую форму и обаяние. Мне кажется, что оставаться айдолом после тридцати очень сложно. Но тем не менее я хочу им остаться». В этом «тем не менее» уже заключается большая сила. «Как человек, я сейчас не могу не наслаждаться возможностью играть [различные] роли. Но я думаю, что основа Каменаши Казуи — это быть джоннисом. Когда-то «петь и танцевать» и «быть айдолом» казалось мне столь же естественным, как дышать. Нам снова пришлось лицом к лицу столкнуться со смыслом нашего существования, раз за разом переживая большие перемены, связанные с уходом членов нашей группы, но, без сомнения, я хочу бережно сохранить своё основание. И с сознанием этого я хочу двигаться вперёд».  Его судьба — это не что-то, что маячит перед глазами, но то, что всегда будет в глубине его сердца. Несомненно, тридцатилетний Каменаши Казуя приведёт нас в место, которого пока ещё никто не знает.Ключевые слова, определяющие будущее 30 лет Гороскоп Каков же гороскоп Каменаши Казуи, утверждающего, что он не может предсказать своё будущее? Каким оно будет по прогнозу гадалки Суисодамако-сэнсэй, гордящейся своими предсказаниями, отличающимися высоким процентом сбываемости? На удивление сам Каменаши Казуя доволен результатами! 34 года ★ Для Каменаши-сана, обладающего естественным везением, этот и следующий годы станут периодом «того, чего Вам больше всего хочется». В нашей суровой реальности Вы встретитесь с чем-то, что заставит Вас подумать: «Ну всё, приехали!», и чему Вам придётся противостоять изо всех своих сил. В ближайшем будущем, в 34 года, Вы переживёте переломный момент. Все Ваши усилия принесут плоды, и до 44 лет Ваша жизнь будет наполнена всё большим процветанием. Вы осознаете то, что ранее упустили из виду, и, поскольку Вы человек, очень хорошо реагирующий на вызовы, вероятно, Вас ждёт что-то особенно сложное. «То, что в 34 года мне предстоит какой-то переломный момент, мне говорили и другие предсказатели. Что же такое случится через четыре года? Может, я женюсь? Или это связано с какой-то работой? Я очень жду этого события». Заграница ★ По китайскому гороскопу Каменаши-сан родился под созвездием «Крылья»**. Кажется, что Вы человек, действующий сам по себе, но на самом деле Вы заботитесь о других. И поскольку Вы человек, обладающий крыльями для свободного полёта, Ваша судьба находится за границей, и также каким-то образом Вы продвинетесь благодаря какой-то чужой стране. Даже жить в одной из них будет для Вас приемлемо. «Мне интересна заграница. Хотя в какой-то степени это связано с бейсболом. Поскольку я рос, видя, как Ичиро-сан и Номо-сан уезжают играть в Высшей лиге, возможно, мой взгляд естественным образом направлен за границу. Мне также нравится культурный обмен с иностранцами. Не обязательно для работы, но я хочу путешествовать по миру, пробуя разные вещи, и наслаждаться!» Быть поживее ★ На самом деле, о какой бы задаче ни шла речь, Вы всегда действуете и реагируете своеобразно, так как Вы очень талантливый человек, и Вы используете эту свою отличительную черту наилучшим образом. Дела, выходящие за уже намеченные рамки, засияют ещё больше, если Вы попробуете себя в какой-нибудь нестандартной работе. Ключевое слово для этого года — «поживее». Хотя Вам свойственна обходительность Рыб, [тонко] воспринимающих чувства других людей, зайдите дальше, поверьте своим внутренним стремлениям и обратите их в свою силу, пожалуйста. «Герой, которого я сейчас играю, Яманеко, живёт весьма своеобразно, верно? А Маккои-сан, например, может сказать кому-то из окружающих: «Будь поживее!» Я что, стану слишком серьёзным? (смеётся)» Спортивный дух ★ Хотя для Рыб характерна природная склонность к искусству, истинной сущностью Каменаши-сана управляет та же атлетическая звезда, что у Кимуры Такуи-сана или спортсмена Юзуру Ханю. Поэтому, хотя Вы и очень чувствительны, Вы обладаете чрезвычайно сильной психикой. Если бы Вы не были айдолом, то занимались бы спортом. Вам свойственен двойной дух артиста и спортсмена, так почему бы не попробовать больше сниматься в боевиках? «Мне известно, что во мне есть эти две составляющие. Когда я занимался бейсболом, то, с одной стороны, хотел улучшить [спортивные навыки], а с другой — непременно сыграть красиво. Я всегда стремился к чистой игре (смеётся)». Оставаться айдолом непросто. Но дело в том, что это моя основа. |
@темы: перевод, статьи и интервью
