Терапевт - это 1024 гигапевта или 1048576 мегапевтов
Название: Сказка о драконе и хули-цзине
Автор: Дила
Бета: Nefritica
Персонажи: Лань Чжань/Вэй Ин, Лань Юань, Цзян Яньли, Лань Хуань, Мэн Яо, Лань Цижэнь, Цзян Чэн, Цзинь Цзысюань
Размер: макси
Жанры: AUHurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика, Фэнтези
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей, счастливый финал
Автор: Дила
Бета: Nefritica
Персонажи: Лань Чжань/Вэй Ин, Лань Юань, Цзян Яньли, Лань Хуань, Мэн Яо, Лань Цижэнь, Цзян Чэн, Цзинь Цзысюань
Размер: макси
Жанры: AUHurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика, Фэнтези
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей, счастливый финал
Осознание
читать дальше
Утром в пещере снова лис и ни единого намёка на то, что тот перевоплощался ночью в человека. Ванцзи вновь пробует поговорить с ним мысленно, но лис лишь весело фыркает и идёт оттаскивать от костра одного из кроликов, который сидит слишком близко к пламени, занятый поеданием тонкого корешка, принесённого Ванцзи из леса.
Это очень странно, но Ванцзи всё сильнее убеждается, что хули-цзин остаётся в форме лиса отнюдь не просто так. И лишь спустя несколько дней он начинает догадываться, что именно послужило тому причиной.
Всё случается после того, как к Ванцзи внезапно прилетает брат. Огромный белоснежный инлун складывает свои роскошные кожистые крылья — тень от них застилает свет в пещере, и Ванцзи мгновенно понимает, что это значит. Лис угрожающе рычит и выпрыгивает перед ним, вздыбив шерсть на загривке, и, кажется, даже увеличивается в размерах.
— Это мой брат, — спешит успокоить его Ванцзи и, взяв один из комплектов своих одежд, торопливо выходит наружу.
Обратно они с братом возвращаются вместе, а лис встречает их насторожённым взглядом и всем видом даёт понять, что с ним шутки плохи. Ванцзи тянется к нему почти иррационально, вставая рядом, и оборачивается к брату. — Это мой брат Лань Сичэнь, — говорит он лису. — Вы… не должны беспокоиться, он не причинит вреда. — Брат, это… мой гость. Пожалуйста, проходи и расскажи, что тебя привело.
Если Сичэнь и удивлён, то он никак этого не проявляет, лишь кланяется лису, и лис кланяется в ответ, пригибая голову к передним лапам. Ванцзи приглашает брата выпить чаю, и они устраиваются за маленьким столиком неподалёку от костра, а лис ложится около Ванцзи, почему-то пристраивая хвост на его колени. Это странно, но Ванцзи не возражает.
— Я вижу, в твоей жизни произошли хорошие изменения, Ванцзи, — с лёгкой улыбкой произносит Сичэнь, поглядывая на лиса и отпивая глоток из маленькой, изящной чашки с узором из плывущих облаков. — Видимо, я напрасно беспокоился.
Ванцзи молчит, опуская взгляд на распростертый по его ханьфу хвост. Он не знает, что на это ответить. — В Поднебесной неспокойно, — вдруг говорит Сичэнь. — До нас дошли вести о бесчинствах клана Вэнь. Они уже давно притесняют мелкие кланы, но вот совсем
недавно посмели напасть на кланы Нэ и Цзян. Ты знаешь, Нэ Минцзуэ — истинный тигр и боец, но и у них большие потери, а в клане Цзян погибли глава клана Цзян Фэнмянь и его супруга госпожа Юй. В Пристани лотоса случился пожар, и, по слухам, они потеряли своего лучшего ученика…
Хвост исчезает с колен Ванцзи так стремительно, что он вздрагивает от неожиданности и переводит взгляд на лиса. Тот вскакивает и смотрит на Сичэня со странным напряжением, словно не лежал ещё секунду назад совершенно расслабленно.
— Цзян Ваньинь сейчас восстанавливает Пристань лотоса, клан цилиней в трауре… Клан Цзиней пока остаётся в стороне, но вряд ли это надолго, учитывая помолвку дочери Цзянов и наследника клана Цзинь…
Низкое, утробное рычание заставляет обоих братьев снова обернуться к лису. Тот выглядит максимально недовольным, словно сказанное Сичэнем задело его за живое.
— Прошу прощения, если я что-то не то сказал, — мягко извиняется Сичэнь. Лис внимательно смотрит на него и тяжело, совсем по-человечески вздыхает, а потом вдруг усаживается.
— Вэни устраивают беспорядки сейчас весьма стихийно, и последние были как раз в этом районе, — продолжает Сичэнь. — Я решил проверить, всё ли с тобой хорошо, брат.
— Со мной всё хорошо, — спокойно кивает Ванцзи. — Наш клан…
— …пока остаётся в стороне, — вздыхает Сичэнь, и Ванцзи видит, как он едва заметно морщится. Политика старейшин известна им обоим: пока нет угрозы благополучию Облачных глубин — вмешательство недопустимо.
— Ясно, — ёмко роняет Ванцзи и легко поднимается. — Брату не стоило волноваться. Ванцзи в порядке.
Сичэнь тоже встаёт.
— Ты полетаешь со мной сегодня? Я должен вернуться, но…
Сичэнь замолкает, но Ванцзи и так знает. Брат скучает. Скучает и тяготится ответственностью, которая вот-вот ляжет на его плечи, а Ванцзи даже не может быть рядом и поддержать. Но в его силах сделать хотя бы то, о чём просит брат.
— Конечно. Ванцзи готов.
Когда они падают в пропасть, а потом взмывают ввысь, Ванцзи видит маленькую рыжую фигурку у входа в пещеру, которая вдруг начинает изменяться… Он едва сдерживает в себе порыв рвануть назад, но Сичэнь задевает его крылом и утягивает в воздушный поток. Ванцзи подчиняется, но предчувствие грядущих перемен его так и не оставляет.
*
Он и хочет, и не хочет своего скорейшего возвращения, опасаясь того, что может застать. Опасаясь, что в пещере может и не оказаться больше лиса. Ванцзи прощается с Сичэнем и весь путь обратно думает о том, насколько сильно привязался к своему нежданному гостю, который уже давно перестал ощущаться как гость. Что, если он уйдёт?.. Ванцзи чувствует, как в груди больно сжимается сердце от этой мысли.
Он сидит на краю обрыва, не решаясь даже перевоплотиться обратно, и вглядывается в вечерний сумрак, силясь понять, что ждёт его, когда он переступит порог пещеры.
А потом Ванцзи слышит музыку. Нежная мелодия флейты словно зовёт его к себе, обхаживает, обвивает пушистым хвостом нот и смеётся серебристыми глазами-переливами. От волнения у Ванцзи не выходит полностью принять форму человека, остаются хвост и небольшие рога — словно он опять подросток и пока не в силах контролировать магию дракона внутри себя.
Непослушные руки спешно надевают на обнажённое тело многослойные одежды, справляются с завязками и поясами, оправляют концы лобной ленты; пальцы дрожат, и, кажется, дрожит внутри Ванцзи сама душа.
Ванцзи делает глубокий вдох и шагает под свод пещеры, подумав: «Будь что будет. Он не покинул меня пока, и это важнее всего».
Он действительно его не покинул. На тонкой соломенной циновке близ костра, облачённый в одежды клана Лань, сидит юноша. На макушке его торчат лисьи уши, за спиной пушится огненно-рыжий хвост с чёрными подпалинами, а волосы, рассыпающиеся тёмным сияющим водопадом по плечам, едва сдерживает алая лента. К губам юноша прижимает флейту и играет ту самую мелодию, что
привела Ванцзи к нему.
Едва Ванцзи застывает в нескольких шагах, сражённый всем сразу: мелодией, лентой, волосами, тонкими запястьями, собственными одеждами на стройном теле, флейтой, — как юноша вдруг заканчивает играть и вскидывает голову вверх, встречаясь с Ванцзи взглядом.
Лицо его — открытое, красивое — вдруг освещает улыбка, и улыбка эта, что ярче солнца, делает юношу ещё прекраснее, чем он есть, хоть Ванцзи и кажется это невозможным.
Ванцзи стоит каменным изваянием, не в силах отвести от юноши взгляда или вымолвить хоть слово, оглушённый и растерянный, пока тот откладывает свою флейту и встаёт, подходя ближе.
— Моё почтение, второй молодой господин Лань, — говорит юноша, не переставая улыбаться. — Этого недостойного зовут Вэй Усянь, Вэй Ин, и он благодарит вас за спасение.
Юноша («Вэй Усянь, Вэй Ин», — заворожённо проговаривает про себя Ванцзи) складывает руки перед собой и учтиво кланяется. Ванцзи кланяется в ответ, всё ещё не в состоянии что-либо произнести. Когда они оба выпрямляются, Ванцзи обнаруживает, что Вэй Усянь беззастенчиво разглядывает его со смешанным выражением восхищения и веселья.
Ванцзи немного теряется под этим взглядом, но в следующее мгновение Вэй Усянь лукаво склоняет голову набок и говорит:
— Глазами человека ты ещё прекраснее, Лань Чжань! Тебя же можно называть Лань Чжань? Мы, кажется, одного возраста… ну, если с магическими созданиями вообще можно принимать во внимание понятие «возраст». Так вот, у тебя даже хвост прекрасен, а эта лента? Я так хочу её потрогать!..
И Вэй Усянь стремительно тянется к налобной ленте Ванцзи. Это приводит того в чувство практически мгновенно.
— Бесстыдник! — шипит Ванцзи, резко уходя в сторону от прикосновения. — Это… недопустимо!
Лис… точнее, Вэй Усянь, смеётся и пытается дотронуться до ленты снова, а когда Ванцзи перехватывает его руки за запястья, вдруг прекращает сопротивляться, да так и замирает: смеющийся, растрёпанный, яркий. Сердце Ванцзи пропускает удар, и он буквально заставляет себя одуматься и отпустить Вэй Усяня.
— Касаться налобной ленты запрещено. Это личное.
— О! Но почему? — Вэй Усянь мгновенно загорается любопытством и машет нетерпеливо хвостом. Ванцзи кажется, что ещё немного — и он к тому же откроет рот и вывалит наружу язык, потому что Вэй Усянь в любом облике лис, хотя даже в лисьем он был — Вэй Усянь. — Лента означает «держать себя в узде», её могут касаться только самые близкие люди: дети, родители или супруги, и только лишь перед ними дозволено её снимать.
— Правда? — Вэй Усянь задумчиво почёсывает нос. — Так вот почему ты всё время носил ленту, Лань Чжань? Даже когда я был лисом! — Мгм.
Ванцзи отводит глаза, изо всех сил надеясь, что Вэй Усянь не станет продолжать этот разговор, потому что одна вещь не даёт Ванцзи покоя: он сам позволил Вэй Усяню нарушить правило и не просто коснуться налобной ленты, а спать, накрутив её на свою руку.
«Но то было во сне и ничего для него не значило», — вновь повторяет себе Ванцзи, однако в глубине души не может не понимать: он сам это позволил — совершенно осознанно, и нет этому оправдания. К счастью, Вэй Усянь отвлекается на кроликов и действительно не продолжает разговор. Ванцзи благодарен.
Возможно, ему самому хотелось бы узнать о Вэй Усяне больше, но тот молчит (точнее, болтает о чём угодно, только не о себе), а Ванцзи не осмеливается спрашивать. «Праздное любопытство запрещено».
Когда минует час Собаки — время, когда Ванцзи следует отходить ко сну, — он обнаруживает, что лежанка для сна всё ещё одна, Вэй Усяню негде спать.
Ванцзи ругает себя за неосмотрительность и молча начинает собираться: если подняться в пещеры выше, там, возможно, остались сухая трава и мох, подходящие для спального ложа. Вэй Усянь удивлённо таращится, глядя на его сборы.
— Лань Чжань? Разве ты не собирался спать? Почему ты одеваешься?
— Постель одна. Вэй Ину негде спать, — коротко говорит он, даже не замечая, что называет теперь Вэй Усяня первым именем. Тот смеётся и подходит, заглядывает со своим весёлым любопытством в глаза.
— В чём дело, Лань Чжань? Мы можем спать так, как спали раньше! Или ты меня стесняешься?
— Нет! — слишком поспешно отвечает Ванцзи и чувствует, как начинают пылать его уши. — Но… Вэй Ин теперь человек. Это… неподобающе.
— Ах, вот в чём дело! Так это мы исправим!
Ванцзи не успевает глазом моргнуть, как на пол пещеры плавно оседают его собственные одежды, в которых сидит огромный лис с свисающим из пасти розовым языком. Смеётся. Ванцзи ложится, и лис привычно устраивается у него на груди, и вроде бы всё как обычно, да только сон не идёт. Теперь, когда он увидел облик Вэй Ина, Ванцзи хочет спать вовсе не с лисом — и внезапное
осознание этого лишает его возможности уснуть окончательно.
Однако ближе к утру Ванцзи всё же засыпает, убаюканный мерным дыханием и тёплой тяжестью на своей груди, а когда просыпается снова — солнце уже непривычно высоко, а пещера пуста.
Ванцзи встаёт с куда большей поспешностью, чем дозволяют приличия, и осматривается, но Вэй Ина действительно нет. Он также не чувствует его нигде поблизости, не слышит (потому что в любом из его воплощений Вэй Ин весьма шумный).
«Вэй Ин покинул меня. Возможно, он догадался о моих неправедных желаниях и счёл недостойным оставаться рядом», — с горечью сознаёт Ванцзи и пытается смириться с этой мыслью, но она так сильно давит на него, что становится трудно дышать. Ванцзи бездумно приводит себя в порядок, надевает верхнее ханьфу и замирает. Боль не уходит, сковывая тело, и, чтобы не упасть на колени
под её гнётом, он заставляет себя выйти наружу.
Под солнечными лучами снег переливается столь ярко, что на мгновение ослепляет, зато Ванцзи вдруг слышит…
Тихие, мелодичные переливы флейты, ещё очень далёкие, но с каждой секундой всё более различимые. Ванцзи судорожно вздыхает. Неужели он ошибся?..
Когда на тропинке показывается тонкий силуэт с развевающейся алой лентой в длинных волосах, Ванцзи сжимает кулаки, опасаясь, что радость прорвётся наружу криком.
— Лань Чжань, Лань Чжань! — зовёт его Вэй Ин и приветственно машет флейтой, а затем прибавляет шаг, ловко прыгая от одного заснеженного валуна к другому. — Ну ты и спать сегодня, Лань Чжань!
Вэй Ин наконец стоит напротив Ванцзи и широко улыбается.
— Скажи же хоть словечко, Лань Чжань! Ты словно нефритовая статуя! Такой же прекрасный и холодный!
— Вздор! — тихо говорит Ванцзи и стискивает кулаки ещё крепче. Боль внутри должна бы уже отпустить, потесниться радостью, но она всё не уходит, и, кажется, нашёптывает что-то о том, что, даже если не сегодня, Вэй Ин всё равно может уйти. И тогда Ванцзи снова останется один в своей пещере, в своей жизни.
— Лань Чжань? Что с тобой, Лань Чжань? — улыбка на губах Вэй Ина гаснет, и серые глаза озаряются тревогой.
Нужно некоторое время, чтобы Ванцзи смог ответить. Он бы не стал, но врать запрещено, а промолчать мешает чужая тревога — такая искренняя и пронзительная.
— Ванцзи подумал, что Вэй Ин ушёл.
— Что?.. — Брови Вэй Ина изумлённо взлетают вверх, а тревога вновь сменяется на улыбку. — Лань Чжань, ты такой глупый! Я ходил в лес за едой для кроликов, и вот ещё, смотри, что я тебе принёс! Ты же любишь пить чай, а так он будет ещё вкуснее! Протяни ладони!
Вэй Ин лезет в полотняный мешочек на своём поясе, пока Ванцзи с какой-то восторженной покорностью делает то, что его попросили.
В мешочке оказываются ягоды: целая горсть красных, слегка уже подтаявших ягод, в которых Ванцзи с удивлением признаёт клюкву.
— Они были под снегом, там, на склоне, — радостно говорит Вэй Ин. — Я увидел их и подумал, что тебе такое должно понравиться. Тебе же нравится, Лань Чжань?
Честно сказать, Ванцзи в ступоре. Ему никогда никто ничего не дарил: подарки не были приняты в Облачных глубинах, он и сам их не делал. Но сейчас, держа в ладонях горсть самых обычных ягод, Ванцзи чувствует, как вместо боли по его телу растекается тёплая волна нестерпимого счастья.
— Вэй Ин, — говорит он и поднимает свой взгляд. — Спасибо.
Вэй Ин на мгновение замирает, а затем неверяще подходит ближе.
— Лань Чжань, — изумлённо тянет он. — Лань Чжа-а-ань! Ты… улыбаешься! Это так прекрасно, Лань Чжань!
Ванцзи качает головой, не соглашаясь. Он совершенно точно знает, чья улыбка здесь самая прекрасная, и это определённо не его собственная.
«Не только улыбка, — поправляет себя Ванцзи. — Вэй Ин весь прекрасен».
Именно в этот момент он понимает, что влюблён — искренне, навсегда и совершенно безнадёжно. Ванцзи сразу и сладко, и горько от этого открытия, потому что он уверен, — его чувства останутся без ответа.
Ванцзи заваривает чай с ягодами клюквы и наблюдает за тем, как Вэй Ин играет с кроликами. Вэй Ин рядом — Ванцзи решает, что этого ему вполне достаточно, чтобы быть счастливым.
*
Вэй Ин тактильный. То, что в форме лиса могло быть отодвинуто Ванцзи на второй план, в форме человека становилось… невыносимо. При каждом прикосновении, случайном или намеренном, Ванцзи ощущает себя так, словно получает ожог. Собственно, и реагирует очень похоже: вздрагивает, отдёргивает руку или отшатывается, но Вэй Ин в ответ или смеётся, или вовсе не обращает внимания, а самое ужасное — прикасается снова. И снова. И снова.
Ванцзи сходит от этого с ума.
Собственное тело предаёт его, потому что жаждет этих прикосновений и стремится к ним даже вопреки воле Ванцзи, а мысли, что всё чаще возникают в его голове, — тёмные и низменные, эгоистичные. Драконьи. Взять, присвоить себе Вэй Ина. Вэй Ин — драгоценное сокровище, а сокровищу место как можно ближе к дракону, под его тёплым брюхом, в кольце крепких объятий. Ванцзи
борется с этими мыслями, но они изматывают его, и Вэй Ин не помогает.
— Лань Чжань, Лань Чжань, — зовёт он в очередной раз и обхватывает его ладонь своими руками, заглядывает в глаза. — Мы же сходим с тобой в город, Лань Чжань? Я так хочу вина и вкусной еды, инедия — это безумно скучно!
— Ублажать своё тело едой запрещено. Еда необходима лишь для поддержания жизни. — Ванцзи пытается говорить степенно, но его дыхание сбивается, а взгляд сам опускается к руке, которую крепко держит в своих ладонях Вэй Ин.
Его кожа, смуглая и золотистая, так красиво контрастирует с его собственной — светлой.
— Ну пожалуйста, Лань Чжань, я прошу тебя! — Вэй Ин дует губы и жалобно заглядывает в глаза; конечно, Ванцзи не выдерживает.
— Хорошо. Мы сходим в город, но пешком идти долго, я донесу тебя драконом.
— Ах, Лань Чжань, правда?! — глаза Вэй Ина распахиваются ещё шире в изумлении. — Ты самый лучший, Лань Чжань, ты так добр!
«Я не добр, — уныло думает Ванцзи, освобождаясь из тёплых рук. — Желание Вэй Ина вкусно поесть в сравнении с моими низменными порывами довольно невинно. Возможно, ему в самом деле лучше оставить меня…»
Теперь каждый вечер Ванцзи ходит в ледяной источник неподалёку от пещеры. Тело человека не выдержало бы столь низких температур, а тело дракона осталось к ним равнодушно, поэтому с целью усмирения плоти Ванцзи принимает промежуточную форму. Вэй Ину он говорит, что должен медитировать в одиночестве, и отчасти это правда. Ему нужно полностью успокоиться, прежде чем лечь в постель — пусть даже всего лишь с лисом. Ванцзи больше не может перестать думать о том, что этот лис — Вэй Ин. И самое
страшное — он теперь каждый раз обнимает его во сне, прижимая к своей груди, словно сокровище.
«Это так и есть. Вэй Ин — сокровище, но оно мне не принадлежит», — с горечью повторяет себе Ванцзи и встаёт под струи ледяного водопада. Ледяная вода остужает пыл тела, но не мыслей, как бы долго Ванцзи в ней ни оставался. Но ничего лучше он пока придумать для своего наказания не может. Вредить себе напрямую запрещено.
*
Утром Ванцзи оборачивается драконом и несёт Вэй Усяня в город, как тот и хотел. Ещё до обращения Ванцзи протягивает ему кошель с серебряными слитками, и Усянь, увидев их, ошеломлённо присвистывает.
— Да ты богач, Лань Чжань! Не боишься, что я потрачу всё?
Ванцзи пожимает плечами.
— Если того захочет Вэй Ин.
— Но разве драконы не должны больше всего любить золото и серебро? — смеётся Вэй Ин, пряча мешочек за пазуху. — Спасибо, Лань Чжань! Обещаю, что не стану транжирить!
Ванцзи кивает. Драконы больше всего любят то, что считают своим сокровищем, — в клане Лань это никогда не были материальные вещи, и ещё недавно Ванцзи полагал, что его сокровище — это познание, совершенствование. До тех пор, пока не встретил Вэй Ина.
Когда тот видит Ванцзи в форме дракона, то восторг в его глазах столь очевиден, что если бы драконы умели краснеть, то Ванцзи непременно залился бы краской. Вместо этого он склоняется, чтобы Вэй Усяню было удобнее забраться на него.
«Вэй Ин, — окликает Ванцзи мысленно. — Держись.»
— Я держусь, Лань Чжань! Но какой же ты прекрасный, — восклицает Вэй Усянь и вплетает свои ладони в драконью гриву. Чтобы окончательно не застыть в смущении, Ванцзи взмывает ввысь.
Вэй Усянь идёт в город один: Ванцзи не любит скопления людей и без особой надобности старается с ними не контактировать, хотя основная причина скрывается в том, что он просто не особо знает, как это делать, — в его клане не принято общение сверх необходимого. Поэтому они заранее договариваются, что Ванцзи будет ждать Вэй Усяня близ города сразу после захода солнца.
— Хорошо тебе полетать, Лань Чжань, — желает ему Вэй Усянь на прощание и отправляется к воротам, которые виднеются сразу за холмом, перед которым они приземлились. На краткий миг тревога колет Ванцзи сердце: а вдруг Вэй Ин не вернётся? Но этот страх почти всё время преследует его, и Ванцзи не намерен ему поддаваться. Поэтому он взлетает: небеса неизменно дарят ему покой и
возвращают душевное равновесие.
Едва заходящее солнце касается линии горизонта, Ванцзи поворачивает к городу. К его удивлению, Вэй Усянь уже ждёт, хотя в первое мгновение — с высоты — Ванцзи не узнаёт его из-за незнакомых чёрно-красных одежд. Но он спускается ниже, видит алую ленту и понимает, что это и есть Вэй Ин, только тот непривычно задумчив. Когда Ванцзи мягко опускается рядом, Вэй Усянь делает
очередной глоток вина из бочонка и никак на него не реагирует, словно вообще не замечает.
«Вэй Ин», — зовёт Ванцзи, и тот вздрагивает от неожиданности, будто приземление огромного дракона на самом деле возможно пропустить.
— О, Лань Чжань, — лицо Вэй Усяня озаряет яркая улыбка. — Ты уже здесь! Я заждался. Смотри, я купил себе новые одежды. Ты прости, но ваши светлые клановые одеяния такие непрактичные!
Продолжая болтать, Вэй Усянь забирается на Ванцзи, и тот поднимается в воздух, но никак не может избавиться от ощущения, будто Вэй Ин за всей этой кучей слов сейчас где-то далеко. Будто его что-то тревожит. Ванцзи очень хочет думать, что ему это только кажется.
Едва они прилетают, занимается вьюга, что странно, потому что зима уже сдаёт свои права и солнце днём пригревает всё сильнее.
— Какая жуткая метель, — ёжится Вэй Усянь и торопится отойти от входа в пещеру, усаживаясь к костру с очередным бочонком вина. Ванцзи раскладывает по местам то, что Вэй Усянь купил в городе по его просьбе: чай, письменные принадлежности, некоторые травы, и украдкой наблюдает. Вэй Ин непривычно тих. Он смотрит на то, как пляшут языки пламени, периодически прикладывается к вину и… молчит. Ванцзи несколько раз порывается спросить, не случилось ли чего, но не смеет, напоминая себе о том, что у него нет никаких
прав на подобные вопросы, и, раз сам Вэй Ин не стремится с ним поделиться, значит, ему не следует знать.
Но когда Ванцзи усаживается за гуцинь, Вэй Ин внезапно оживает и просит:
— Лань Чжань, сыграй мне ту песню… ну, которую ты играл, когда я был ещё болен.
В груди Ванцзи разливается приятное тепло, потому что Вэй Ин помнит, Вэй Ину понравилось…
— Ты сыграешь? — вновь спрашивает Вэй Ин, очевидно, расценив молчание Ванцзи как нежелание следовать его просьбе.
— Мгм, — кивает Ванцзи, внутренне кляня себя за медлительность. И затем — касается струн.
Мелодия влечёт его за собой — снова, и это сродни медитации, но чувственной и более глубокой; в ней каждый аккорд ведёт всё ближе к сердцу. Когда последние звуки смолкают, распадаясь в тишине мириадами отдельных нот, Ванцзи поднимает голову и видит, что Вэй Ин уснул. Его тело неудобно опирается на слишком низкий столик, а рука всё ещё сжимает бочонок с вином. Ванцзи тихонько вздыхает и встаёт, закутывает гуцинь в полотно, а затем подходит к Вэй Ину.
Даже в форме человека Вэй Ин очень лёгкий, Ванцзи может поднять его на руки не напрягаясь.
Даже в форме человека Вэй Ин ведёт себя как лис: обвивает Ванцзи за шею и трётся лбом о его плечо, прижимается ближе.
Даже в форме человека Вэй Ин не желает отпускать Ванцзи… и Ванцзи тоже не желает его отпускать, но как понять, движет ли Вэй Ином сон или дело в истинных чувствах?.. Тех же чувствах, что переполняют сердце Ванцзи и которые так страшно не сдержать и быть отвергнутым. Ванцзи никогда не считал себя трусом, но вот, посмотрите-ка, он трусит самым недостойным образом. Дядюшка был бы в ярости.
Ванцзи на мгновение прикрывает глаза и пытается собраться. Он должен себя наказать.
Осторожно опустив Вэй Ина на лежанку, Ванцзи укрывает его покрывалом и поправляет волосы, снимая с них развязавшуюся алую ленту. Вэй Ин улыбается во сне, и от этой улыбки сладко щемит сердце. Больше всего на свете Ванцзи хочет остаться и смотреть на эту улыбку всю ночь. Всю жизнь. Но у него нет на это права.
Наказание. Вот что его ждёт.
Это очень странно, но Ванцзи всё сильнее убеждается, что хули-цзин остаётся в форме лиса отнюдь не просто так. И лишь спустя несколько дней он начинает догадываться, что именно послужило тому причиной.
Всё случается после того, как к Ванцзи внезапно прилетает брат. Огромный белоснежный инлун складывает свои роскошные кожистые крылья — тень от них застилает свет в пещере, и Ванцзи мгновенно понимает, что это значит. Лис угрожающе рычит и выпрыгивает перед ним, вздыбив шерсть на загривке, и, кажется, даже увеличивается в размерах.
— Это мой брат, — спешит успокоить его Ванцзи и, взяв один из комплектов своих одежд, торопливо выходит наружу.
Обратно они с братом возвращаются вместе, а лис встречает их насторожённым взглядом и всем видом даёт понять, что с ним шутки плохи. Ванцзи тянется к нему почти иррационально, вставая рядом, и оборачивается к брату. — Это мой брат Лань Сичэнь, — говорит он лису. — Вы… не должны беспокоиться, он не причинит вреда. — Брат, это… мой гость. Пожалуйста, проходи и расскажи, что тебя привело.
Если Сичэнь и удивлён, то он никак этого не проявляет, лишь кланяется лису, и лис кланяется в ответ, пригибая голову к передним лапам. Ванцзи приглашает брата выпить чаю, и они устраиваются за маленьким столиком неподалёку от костра, а лис ложится около Ванцзи, почему-то пристраивая хвост на его колени. Это странно, но Ванцзи не возражает.
— Я вижу, в твоей жизни произошли хорошие изменения, Ванцзи, — с лёгкой улыбкой произносит Сичэнь, поглядывая на лиса и отпивая глоток из маленькой, изящной чашки с узором из плывущих облаков. — Видимо, я напрасно беспокоился.
Ванцзи молчит, опуская взгляд на распростертый по его ханьфу хвост. Он не знает, что на это ответить. — В Поднебесной неспокойно, — вдруг говорит Сичэнь. — До нас дошли вести о бесчинствах клана Вэнь. Они уже давно притесняют мелкие кланы, но вот совсем
недавно посмели напасть на кланы Нэ и Цзян. Ты знаешь, Нэ Минцзуэ — истинный тигр и боец, но и у них большие потери, а в клане Цзян погибли глава клана Цзян Фэнмянь и его супруга госпожа Юй. В Пристани лотоса случился пожар, и, по слухам, они потеряли своего лучшего ученика…
Хвост исчезает с колен Ванцзи так стремительно, что он вздрагивает от неожиданности и переводит взгляд на лиса. Тот вскакивает и смотрит на Сичэня со странным напряжением, словно не лежал ещё секунду назад совершенно расслабленно.
— Цзян Ваньинь сейчас восстанавливает Пристань лотоса, клан цилиней в трауре… Клан Цзиней пока остаётся в стороне, но вряд ли это надолго, учитывая помолвку дочери Цзянов и наследника клана Цзинь…
Низкое, утробное рычание заставляет обоих братьев снова обернуться к лису. Тот выглядит максимально недовольным, словно сказанное Сичэнем задело его за живое.
— Прошу прощения, если я что-то не то сказал, — мягко извиняется Сичэнь. Лис внимательно смотрит на него и тяжело, совсем по-человечески вздыхает, а потом вдруг усаживается.
— Вэни устраивают беспорядки сейчас весьма стихийно, и последние были как раз в этом районе, — продолжает Сичэнь. — Я решил проверить, всё ли с тобой хорошо, брат.
— Со мной всё хорошо, — спокойно кивает Ванцзи. — Наш клан…
— …пока остаётся в стороне, — вздыхает Сичэнь, и Ванцзи видит, как он едва заметно морщится. Политика старейшин известна им обоим: пока нет угрозы благополучию Облачных глубин — вмешательство недопустимо.
— Ясно, — ёмко роняет Ванцзи и легко поднимается. — Брату не стоило волноваться. Ванцзи в порядке.
Сичэнь тоже встаёт.
— Ты полетаешь со мной сегодня? Я должен вернуться, но…
Сичэнь замолкает, но Ванцзи и так знает. Брат скучает. Скучает и тяготится ответственностью, которая вот-вот ляжет на его плечи, а Ванцзи даже не может быть рядом и поддержать. Но в его силах сделать хотя бы то, о чём просит брат.
— Конечно. Ванцзи готов.
Когда они падают в пропасть, а потом взмывают ввысь, Ванцзи видит маленькую рыжую фигурку у входа в пещеру, которая вдруг начинает изменяться… Он едва сдерживает в себе порыв рвануть назад, но Сичэнь задевает его крылом и утягивает в воздушный поток. Ванцзи подчиняется, но предчувствие грядущих перемен его так и не оставляет.
*
Он и хочет, и не хочет своего скорейшего возвращения, опасаясь того, что может застать. Опасаясь, что в пещере может и не оказаться больше лиса. Ванцзи прощается с Сичэнем и весь путь обратно думает о том, насколько сильно привязался к своему нежданному гостю, который уже давно перестал ощущаться как гость. Что, если он уйдёт?.. Ванцзи чувствует, как в груди больно сжимается сердце от этой мысли.
Он сидит на краю обрыва, не решаясь даже перевоплотиться обратно, и вглядывается в вечерний сумрак, силясь понять, что ждёт его, когда он переступит порог пещеры.
А потом Ванцзи слышит музыку. Нежная мелодия флейты словно зовёт его к себе, обхаживает, обвивает пушистым хвостом нот и смеётся серебристыми глазами-переливами. От волнения у Ванцзи не выходит полностью принять форму человека, остаются хвост и небольшие рога — словно он опять подросток и пока не в силах контролировать магию дракона внутри себя.
Непослушные руки спешно надевают на обнажённое тело многослойные одежды, справляются с завязками и поясами, оправляют концы лобной ленты; пальцы дрожат, и, кажется, дрожит внутри Ванцзи сама душа.
Ванцзи делает глубокий вдох и шагает под свод пещеры, подумав: «Будь что будет. Он не покинул меня пока, и это важнее всего».
Он действительно его не покинул. На тонкой соломенной циновке близ костра, облачённый в одежды клана Лань, сидит юноша. На макушке его торчат лисьи уши, за спиной пушится огненно-рыжий хвост с чёрными подпалинами, а волосы, рассыпающиеся тёмным сияющим водопадом по плечам, едва сдерживает алая лента. К губам юноша прижимает флейту и играет ту самую мелодию, что
привела Ванцзи к нему.
Едва Ванцзи застывает в нескольких шагах, сражённый всем сразу: мелодией, лентой, волосами, тонкими запястьями, собственными одеждами на стройном теле, флейтой, — как юноша вдруг заканчивает играть и вскидывает голову вверх, встречаясь с Ванцзи взглядом.
Лицо его — открытое, красивое — вдруг освещает улыбка, и улыбка эта, что ярче солнца, делает юношу ещё прекраснее, чем он есть, хоть Ванцзи и кажется это невозможным.
Ванцзи стоит каменным изваянием, не в силах отвести от юноши взгляда или вымолвить хоть слово, оглушённый и растерянный, пока тот откладывает свою флейту и встаёт, подходя ближе.
— Моё почтение, второй молодой господин Лань, — говорит юноша, не переставая улыбаться. — Этого недостойного зовут Вэй Усянь, Вэй Ин, и он благодарит вас за спасение.
Юноша («Вэй Усянь, Вэй Ин», — заворожённо проговаривает про себя Ванцзи) складывает руки перед собой и учтиво кланяется. Ванцзи кланяется в ответ, всё ещё не в состоянии что-либо произнести. Когда они оба выпрямляются, Ванцзи обнаруживает, что Вэй Усянь беззастенчиво разглядывает его со смешанным выражением восхищения и веселья.
Ванцзи немного теряется под этим взглядом, но в следующее мгновение Вэй Усянь лукаво склоняет голову набок и говорит:
— Глазами человека ты ещё прекраснее, Лань Чжань! Тебя же можно называть Лань Чжань? Мы, кажется, одного возраста… ну, если с магическими созданиями вообще можно принимать во внимание понятие «возраст». Так вот, у тебя даже хвост прекрасен, а эта лента? Я так хочу её потрогать!..
И Вэй Усянь стремительно тянется к налобной ленте Ванцзи. Это приводит того в чувство практически мгновенно.
— Бесстыдник! — шипит Ванцзи, резко уходя в сторону от прикосновения. — Это… недопустимо!
Лис… точнее, Вэй Усянь, смеётся и пытается дотронуться до ленты снова, а когда Ванцзи перехватывает его руки за запястья, вдруг прекращает сопротивляться, да так и замирает: смеющийся, растрёпанный, яркий. Сердце Ванцзи пропускает удар, и он буквально заставляет себя одуматься и отпустить Вэй Усяня.
— Касаться налобной ленты запрещено. Это личное.
— О! Но почему? — Вэй Усянь мгновенно загорается любопытством и машет нетерпеливо хвостом. Ванцзи кажется, что ещё немного — и он к тому же откроет рот и вывалит наружу язык, потому что Вэй Усянь в любом облике лис, хотя даже в лисьем он был — Вэй Усянь. — Лента означает «держать себя в узде», её могут касаться только самые близкие люди: дети, родители или супруги, и только лишь перед ними дозволено её снимать.
— Правда? — Вэй Усянь задумчиво почёсывает нос. — Так вот почему ты всё время носил ленту, Лань Чжань? Даже когда я был лисом! — Мгм.
Ванцзи отводит глаза, изо всех сил надеясь, что Вэй Усянь не станет продолжать этот разговор, потому что одна вещь не даёт Ванцзи покоя: он сам позволил Вэй Усяню нарушить правило и не просто коснуться налобной ленты, а спать, накрутив её на свою руку.
«Но то было во сне и ничего для него не значило», — вновь повторяет себе Ванцзи, однако в глубине души не может не понимать: он сам это позволил — совершенно осознанно, и нет этому оправдания. К счастью, Вэй Усянь отвлекается на кроликов и действительно не продолжает разговор. Ванцзи благодарен.
Возможно, ему самому хотелось бы узнать о Вэй Усяне больше, но тот молчит (точнее, болтает о чём угодно, только не о себе), а Ванцзи не осмеливается спрашивать. «Праздное любопытство запрещено».
Когда минует час Собаки — время, когда Ванцзи следует отходить ко сну, — он обнаруживает, что лежанка для сна всё ещё одна, Вэй Усяню негде спать.
Ванцзи ругает себя за неосмотрительность и молча начинает собираться: если подняться в пещеры выше, там, возможно, остались сухая трава и мох, подходящие для спального ложа. Вэй Усянь удивлённо таращится, глядя на его сборы.
— Лань Чжань? Разве ты не собирался спать? Почему ты одеваешься?
— Постель одна. Вэй Ину негде спать, — коротко говорит он, даже не замечая, что называет теперь Вэй Усяня первым именем. Тот смеётся и подходит, заглядывает со своим весёлым любопытством в глаза.
— В чём дело, Лань Чжань? Мы можем спать так, как спали раньше! Или ты меня стесняешься?
— Нет! — слишком поспешно отвечает Ванцзи и чувствует, как начинают пылать его уши. — Но… Вэй Ин теперь человек. Это… неподобающе.
— Ах, вот в чём дело! Так это мы исправим!
Ванцзи не успевает глазом моргнуть, как на пол пещеры плавно оседают его собственные одежды, в которых сидит огромный лис с свисающим из пасти розовым языком. Смеётся. Ванцзи ложится, и лис привычно устраивается у него на груди, и вроде бы всё как обычно, да только сон не идёт. Теперь, когда он увидел облик Вэй Ина, Ванцзи хочет спать вовсе не с лисом — и внезапное
осознание этого лишает его возможности уснуть окончательно.
Однако ближе к утру Ванцзи всё же засыпает, убаюканный мерным дыханием и тёплой тяжестью на своей груди, а когда просыпается снова — солнце уже непривычно высоко, а пещера пуста.
Ванцзи встаёт с куда большей поспешностью, чем дозволяют приличия, и осматривается, но Вэй Ина действительно нет. Он также не чувствует его нигде поблизости, не слышит (потому что в любом из его воплощений Вэй Ин весьма шумный).
«Вэй Ин покинул меня. Возможно, он догадался о моих неправедных желаниях и счёл недостойным оставаться рядом», — с горечью сознаёт Ванцзи и пытается смириться с этой мыслью, но она так сильно давит на него, что становится трудно дышать. Ванцзи бездумно приводит себя в порядок, надевает верхнее ханьфу и замирает. Боль не уходит, сковывая тело, и, чтобы не упасть на колени
под её гнётом, он заставляет себя выйти наружу.
Под солнечными лучами снег переливается столь ярко, что на мгновение ослепляет, зато Ванцзи вдруг слышит…
Тихие, мелодичные переливы флейты, ещё очень далёкие, но с каждой секундой всё более различимые. Ванцзи судорожно вздыхает. Неужели он ошибся?..
Когда на тропинке показывается тонкий силуэт с развевающейся алой лентой в длинных волосах, Ванцзи сжимает кулаки, опасаясь, что радость прорвётся наружу криком.
— Лань Чжань, Лань Чжань! — зовёт его Вэй Ин и приветственно машет флейтой, а затем прибавляет шаг, ловко прыгая от одного заснеженного валуна к другому. — Ну ты и спать сегодня, Лань Чжань!
Вэй Ин наконец стоит напротив Ванцзи и широко улыбается.
— Скажи же хоть словечко, Лань Чжань! Ты словно нефритовая статуя! Такой же прекрасный и холодный!
— Вздор! — тихо говорит Ванцзи и стискивает кулаки ещё крепче. Боль внутри должна бы уже отпустить, потесниться радостью, но она всё не уходит, и, кажется, нашёптывает что-то о том, что, даже если не сегодня, Вэй Ин всё равно может уйти. И тогда Ванцзи снова останется один в своей пещере, в своей жизни.
— Лань Чжань? Что с тобой, Лань Чжань? — улыбка на губах Вэй Ина гаснет, и серые глаза озаряются тревогой.
Нужно некоторое время, чтобы Ванцзи смог ответить. Он бы не стал, но врать запрещено, а промолчать мешает чужая тревога — такая искренняя и пронзительная.
— Ванцзи подумал, что Вэй Ин ушёл.
— Что?.. — Брови Вэй Ина изумлённо взлетают вверх, а тревога вновь сменяется на улыбку. — Лань Чжань, ты такой глупый! Я ходил в лес за едой для кроликов, и вот ещё, смотри, что я тебе принёс! Ты же любишь пить чай, а так он будет ещё вкуснее! Протяни ладони!
Вэй Ин лезет в полотняный мешочек на своём поясе, пока Ванцзи с какой-то восторженной покорностью делает то, что его попросили.
В мешочке оказываются ягоды: целая горсть красных, слегка уже подтаявших ягод, в которых Ванцзи с удивлением признаёт клюкву.
— Они были под снегом, там, на склоне, — радостно говорит Вэй Ин. — Я увидел их и подумал, что тебе такое должно понравиться. Тебе же нравится, Лань Чжань?
Честно сказать, Ванцзи в ступоре. Ему никогда никто ничего не дарил: подарки не были приняты в Облачных глубинах, он и сам их не делал. Но сейчас, держа в ладонях горсть самых обычных ягод, Ванцзи чувствует, как вместо боли по его телу растекается тёплая волна нестерпимого счастья.
— Вэй Ин, — говорит он и поднимает свой взгляд. — Спасибо.
Вэй Ин на мгновение замирает, а затем неверяще подходит ближе.
— Лань Чжань, — изумлённо тянет он. — Лань Чжа-а-ань! Ты… улыбаешься! Это так прекрасно, Лань Чжань!
Ванцзи качает головой, не соглашаясь. Он совершенно точно знает, чья улыбка здесь самая прекрасная, и это определённо не его собственная.
«Не только улыбка, — поправляет себя Ванцзи. — Вэй Ин весь прекрасен».
Именно в этот момент он понимает, что влюблён — искренне, навсегда и совершенно безнадёжно. Ванцзи сразу и сладко, и горько от этого открытия, потому что он уверен, — его чувства останутся без ответа.
Ванцзи заваривает чай с ягодами клюквы и наблюдает за тем, как Вэй Ин играет с кроликами. Вэй Ин рядом — Ванцзи решает, что этого ему вполне достаточно, чтобы быть счастливым.
*
Вэй Ин тактильный. То, что в форме лиса могло быть отодвинуто Ванцзи на второй план, в форме человека становилось… невыносимо. При каждом прикосновении, случайном или намеренном, Ванцзи ощущает себя так, словно получает ожог. Собственно, и реагирует очень похоже: вздрагивает, отдёргивает руку или отшатывается, но Вэй Ин в ответ или смеётся, или вовсе не обращает внимания, а самое ужасное — прикасается снова. И снова. И снова.
Ванцзи сходит от этого с ума.
Собственное тело предаёт его, потому что жаждет этих прикосновений и стремится к ним даже вопреки воле Ванцзи, а мысли, что всё чаще возникают в его голове, — тёмные и низменные, эгоистичные. Драконьи. Взять, присвоить себе Вэй Ина. Вэй Ин — драгоценное сокровище, а сокровищу место как можно ближе к дракону, под его тёплым брюхом, в кольце крепких объятий. Ванцзи
борется с этими мыслями, но они изматывают его, и Вэй Ин не помогает.
— Лань Чжань, Лань Чжань, — зовёт он в очередной раз и обхватывает его ладонь своими руками, заглядывает в глаза. — Мы же сходим с тобой в город, Лань Чжань? Я так хочу вина и вкусной еды, инедия — это безумно скучно!
— Ублажать своё тело едой запрещено. Еда необходима лишь для поддержания жизни. — Ванцзи пытается говорить степенно, но его дыхание сбивается, а взгляд сам опускается к руке, которую крепко держит в своих ладонях Вэй Ин.
Его кожа, смуглая и золотистая, так красиво контрастирует с его собственной — светлой.
— Ну пожалуйста, Лань Чжань, я прошу тебя! — Вэй Ин дует губы и жалобно заглядывает в глаза; конечно, Ванцзи не выдерживает.
— Хорошо. Мы сходим в город, но пешком идти долго, я донесу тебя драконом.
— Ах, Лань Чжань, правда?! — глаза Вэй Ина распахиваются ещё шире в изумлении. — Ты самый лучший, Лань Чжань, ты так добр!
«Я не добр, — уныло думает Ванцзи, освобождаясь из тёплых рук. — Желание Вэй Ина вкусно поесть в сравнении с моими низменными порывами довольно невинно. Возможно, ему в самом деле лучше оставить меня…»
Теперь каждый вечер Ванцзи ходит в ледяной источник неподалёку от пещеры. Тело человека не выдержало бы столь низких температур, а тело дракона осталось к ним равнодушно, поэтому с целью усмирения плоти Ванцзи принимает промежуточную форму. Вэй Ину он говорит, что должен медитировать в одиночестве, и отчасти это правда. Ему нужно полностью успокоиться, прежде чем лечь в постель — пусть даже всего лишь с лисом. Ванцзи больше не может перестать думать о том, что этот лис — Вэй Ин. И самое
страшное — он теперь каждый раз обнимает его во сне, прижимая к своей груди, словно сокровище.
«Это так и есть. Вэй Ин — сокровище, но оно мне не принадлежит», — с горечью повторяет себе Ванцзи и встаёт под струи ледяного водопада. Ледяная вода остужает пыл тела, но не мыслей, как бы долго Ванцзи в ней ни оставался. Но ничего лучше он пока придумать для своего наказания не может. Вредить себе напрямую запрещено.
*
Утром Ванцзи оборачивается драконом и несёт Вэй Усяня в город, как тот и хотел. Ещё до обращения Ванцзи протягивает ему кошель с серебряными слитками, и Усянь, увидев их, ошеломлённо присвистывает.
— Да ты богач, Лань Чжань! Не боишься, что я потрачу всё?
Ванцзи пожимает плечами.
— Если того захочет Вэй Ин.
— Но разве драконы не должны больше всего любить золото и серебро? — смеётся Вэй Ин, пряча мешочек за пазуху. — Спасибо, Лань Чжань! Обещаю, что не стану транжирить!
Ванцзи кивает. Драконы больше всего любят то, что считают своим сокровищем, — в клане Лань это никогда не были материальные вещи, и ещё недавно Ванцзи полагал, что его сокровище — это познание, совершенствование. До тех пор, пока не встретил Вэй Ина.
Когда тот видит Ванцзи в форме дракона, то восторг в его глазах столь очевиден, что если бы драконы умели краснеть, то Ванцзи непременно залился бы краской. Вместо этого он склоняется, чтобы Вэй Усяню было удобнее забраться на него.
«Вэй Ин, — окликает Ванцзи мысленно. — Держись.»
— Я держусь, Лань Чжань! Но какой же ты прекрасный, — восклицает Вэй Усянь и вплетает свои ладони в драконью гриву. Чтобы окончательно не застыть в смущении, Ванцзи взмывает ввысь.
Вэй Усянь идёт в город один: Ванцзи не любит скопления людей и без особой надобности старается с ними не контактировать, хотя основная причина скрывается в том, что он просто не особо знает, как это делать, — в его клане не принято общение сверх необходимого. Поэтому они заранее договариваются, что Ванцзи будет ждать Вэй Усяня близ города сразу после захода солнца.
— Хорошо тебе полетать, Лань Чжань, — желает ему Вэй Усянь на прощание и отправляется к воротам, которые виднеются сразу за холмом, перед которым они приземлились. На краткий миг тревога колет Ванцзи сердце: а вдруг Вэй Ин не вернётся? Но этот страх почти всё время преследует его, и Ванцзи не намерен ему поддаваться. Поэтому он взлетает: небеса неизменно дарят ему покой и
возвращают душевное равновесие.
Едва заходящее солнце касается линии горизонта, Ванцзи поворачивает к городу. К его удивлению, Вэй Усянь уже ждёт, хотя в первое мгновение — с высоты — Ванцзи не узнаёт его из-за незнакомых чёрно-красных одежд. Но он спускается ниже, видит алую ленту и понимает, что это и есть Вэй Ин, только тот непривычно задумчив. Когда Ванцзи мягко опускается рядом, Вэй Усянь делает
очередной глоток вина из бочонка и никак на него не реагирует, словно вообще не замечает.
«Вэй Ин», — зовёт Ванцзи, и тот вздрагивает от неожиданности, будто приземление огромного дракона на самом деле возможно пропустить.
— О, Лань Чжань, — лицо Вэй Усяня озаряет яркая улыбка. — Ты уже здесь! Я заждался. Смотри, я купил себе новые одежды. Ты прости, но ваши светлые клановые одеяния такие непрактичные!
Продолжая болтать, Вэй Усянь забирается на Ванцзи, и тот поднимается в воздух, но никак не может избавиться от ощущения, будто Вэй Ин за всей этой кучей слов сейчас где-то далеко. Будто его что-то тревожит. Ванцзи очень хочет думать, что ему это только кажется.
Едва они прилетают, занимается вьюга, что странно, потому что зима уже сдаёт свои права и солнце днём пригревает всё сильнее.
— Какая жуткая метель, — ёжится Вэй Усянь и торопится отойти от входа в пещеру, усаживаясь к костру с очередным бочонком вина. Ванцзи раскладывает по местам то, что Вэй Усянь купил в городе по его просьбе: чай, письменные принадлежности, некоторые травы, и украдкой наблюдает. Вэй Ин непривычно тих. Он смотрит на то, как пляшут языки пламени, периодически прикладывается к вину и… молчит. Ванцзи несколько раз порывается спросить, не случилось ли чего, но не смеет, напоминая себе о том, что у него нет никаких
прав на подобные вопросы, и, раз сам Вэй Ин не стремится с ним поделиться, значит, ему не следует знать.
Но когда Ванцзи усаживается за гуцинь, Вэй Ин внезапно оживает и просит:
— Лань Чжань, сыграй мне ту песню… ну, которую ты играл, когда я был ещё болен.
В груди Ванцзи разливается приятное тепло, потому что Вэй Ин помнит, Вэй Ину понравилось…
— Ты сыграешь? — вновь спрашивает Вэй Ин, очевидно, расценив молчание Ванцзи как нежелание следовать его просьбе.
— Мгм, — кивает Ванцзи, внутренне кляня себя за медлительность. И затем — касается струн.
Мелодия влечёт его за собой — снова, и это сродни медитации, но чувственной и более глубокой; в ней каждый аккорд ведёт всё ближе к сердцу. Когда последние звуки смолкают, распадаясь в тишине мириадами отдельных нот, Ванцзи поднимает голову и видит, что Вэй Ин уснул. Его тело неудобно опирается на слишком низкий столик, а рука всё ещё сжимает бочонок с вином. Ванцзи тихонько вздыхает и встаёт, закутывает гуцинь в полотно, а затем подходит к Вэй Ину.
Даже в форме человека Вэй Ин очень лёгкий, Ванцзи может поднять его на руки не напрягаясь.
Даже в форме человека Вэй Ин ведёт себя как лис: обвивает Ванцзи за шею и трётся лбом о его плечо, прижимается ближе.
Даже в форме человека Вэй Ин не желает отпускать Ванцзи… и Ванцзи тоже не желает его отпускать, но как понять, движет ли Вэй Ином сон или дело в истинных чувствах?.. Тех же чувствах, что переполняют сердце Ванцзи и которые так страшно не сдержать и быть отвергнутым. Ванцзи никогда не считал себя трусом, но вот, посмотрите-ка, он трусит самым недостойным образом. Дядюшка был бы в ярости.
Ванцзи на мгновение прикрывает глаза и пытается собраться. Он должен себя наказать.
Осторожно опустив Вэй Ина на лежанку, Ванцзи укрывает его покрывалом и поправляет волосы, снимая с них развязавшуюся алую ленту. Вэй Ин улыбается во сне, и от этой улыбки сладко щемит сердце. Больше всего на свете Ванцзи хочет остаться и смотреть на эту улыбку всю ночь. Всю жизнь. Но у него нет на это права.
Наказание. Вот что его ждёт.
-
-
15.07.2022 в 10:28