Без сахара, без сливок - scorch66 - 1/5

[somewhere_there]

Название: Без сахара, без сливок - 1/5 Оригинал: No Sugar, No Cream — scorch66 Перевод: somewhere_there Беты: Дила, Nefritica, chujaia Пейринг: Накамару Юичи / Каменаши Казуя Рейтинг: PG-13 Предупреждение: АУ, насилие, упоминание эвтаназии Краткое содержание: Накамару чтит букву закона превыше всего. Но вот он переходит в новое отделение, где начинает играть роль «хорошего полицейского» при «плохом полицейском» Каменаши. И он полон решимости быть хорошим напарником, хотя бы для того, чтобы спасти Каменаши от самого себя. — Ну пожалуйста, не будьте таким злюкой. От тонкого, противного хныканья у Накамару могла бы разболеться голова, если бы это не было его первым настоящим делом за целую неделю — целый месяц, если отрешиться от восьмидесятидевятилетней бабульки, которую он арестовал за хроническую клептоманию. Зубные щётки, кошачья еда, мыло, зажигалка и жевательная резинка, которую ей вряд ли было чем жевать. Во всех этих предметах, припрятанных ею в сумочку в магазине, не было абсолютно никакого смысла. Нескольких месяцев службы в полиции хватило, чтобы понять, что действия некоторых людей не укладываются в логические схемы. Он наблюдает, как несовершеннолетний водитель пихает свою подружку в бок и та наклоняется, откровенно демонстрируя Накамару ложбинку между грудями. Накамару откашливается. Некоторые схемы, однако, вполне очевидны. — Ну пожалуйста, только на этот раз, — умоляет она, прижимаясь грудью к стеклу, и Накамару отворачивается прежде, чем его щёки зальются румянцем. И без разницы — интересно это ему на самом деле или нет. Масуда обычно шутил, что ему следовало поступить в пожарные, потому что его лицо прекрасно гармонировало бы с цветом их формы. Накамару достаточно было ткнуть в цвет его волос, чтобы ответить тем же. Накамару указывает на знак на другой стороне улицы. — Вы напротив школы. — Он показывает им свои часы для окончательной ясности. — В учебное время. Боюсь, мне придётся попросить ваши права, молодой человек. Ответом ему служит смесь ругательств и умоляющих возгласов, но Накамару сохраняет строгий вид, держит руку протянутой и в итоге всё-таки получает документы, необходимые, чтобы выписать водителю штраф за превышение скорости. Когда машина отъезжает, на этот раз с намеренно черепашьей скоростью, Накамару делает вид, что не замечает руку с выставленным средним пальцем, торчащую из её окна. Вместо этого он поправляет фуражку и спокойно идёт к собственной машине. Никаких проблем, никакой крови, никаких насилия и драмы. Именно о такой службе он мечтал год назад. Теперь… ему хотелось бы, чтобы в ней было что-то ещё кроме штрафов за неправильную парковку и время от времени — украденных кошельков. Когда начальник вызывает его, чтобы обсудить перевод в другое отделение, где наблюдается нехватка кадров, Накамару делает шаг вперёд так решительно, что ойкает, когда его ноги стукаются о стол шефа. — Сынок, ты уверен, что это тебе подходит? — спрашивает шеф, глядя на него с отеческой заботой. — Ты ведь окажешься в большом городе, а где большой город, там и большая преступность. И сказать по правде, наше захолустье будет скучать по тебе. Накамару умудряется улыбнуться, несмотря на саднящие колени, и тянет руку для крепкого рукопожатия. — Благодарю вас, сэр, но, по правде, вы и сами знаете, что в нашем захолустье я не очень-то нужен. *** — А, детектив Накамару, добро пожаловать! Накамару приложил немало усилий, чтобы в первый день появиться в новом участке в своём самом лучшем галстуке, до блеска надраенных ботинках и тщательно отглаженной форме, но что-то такое в начальнике участка Кимуре и его элегантной гриве заставляет Накамару чувствовать себя так, как будто он только что скатился с кровати и неделями не принимал душ. Накамару может поклясться, что он никогда не встречал такую… ослепительную личность. Да что там, никогда прежде он не использовал слово «ослепительный», чтобы описать кого-то, даже мысленно. Это было слово, которое можно было понять, но не представить, существовавшее совершенно отдельно от реальности Накамару, выдержанной в исключительно приглушённых тонах: мутно-фиолетовом, угольно-сером. Накамару оглядывает участок, и сотрудники, мечущиеся туда-сюда в лабиринте столов и компьютеров, подтверждают его предположение, что шеф Кимура на самом деле аномалия. Неожиданная рельефная картинка в книжке, которую он уже читал раньше. Накамару чётко отдаёт честь, но раздающиеся сзади смешки заставляют его руку дрогнуть и опуститься. Он чувствует, как по задней стороне шеи начинает карабкаться румянец. Шеф Кимура похлопывает его по плечу. — Не обращай на них внимания, — говорит он достаточно громким голосом, чтобы наверняка быть услышанным, — они просто завидуют. Видишь ли, не всем дано быть настоящими офицерами полиции, знающими, как проявлять должное уважение к своему начальнику. Смешки моментально стихают, хотя Накамару видит, как полицейский с торчащими от геля вихрами продолжает ухмыляться из-за спины Кимуры. — Спасибо, что приняли меня в своё отделение, сэр. Я постараюсь приложить все усилия, чтобы защитить жителей этого города. — Это мы очень рады, что ты присоединился к нашей команде, — Кимура улыбается, окидывая взглядом участок, — не так ли, ребята? Помещение взрывается свистками и возгласами, и Накамару испытывает неловкое чувство, как будто он снова новый ученик, только что пришедший в сложившийся класс. Кимура широко улыбается ему, когда гам постепенно стихает. — Я бы хотел остаться и всё тебе показать, но, увы, есть дело, которое мне нужно расследовать. Просто побудь здесь, пока твой напарник не появится и не введёт тебя в курс. Накамару снова отдаёт честь, рефлекторно, даже не сознавая этого, пока снова не слышит сдавленные смешки. — Я просто уверен, что буду тобой гордиться, — говорит Кимура, натягивая свой пиджак и направляясь к двери. — Эй, Танака! Оторвись от пончиков и присмотри за ним до прихода Каменаши. Кимура скрывается за дверью, и невысокий полицейский с курчавыми тёмными волосами, вероятно, тот самый Танака, корчит гримасу. — Правильнее было бы сказать: «Присмотри за ним после прихода Каме…» Он затыкается, когда встречается взглядом с Накамару. Танака на ходу отряхивает крошки прямо о брюки и протягивает руку Накамару, который пожимает её с некоторой опаской. — Привет, новичок. В основном я известен тут как Коки, но ты можешь называть меня Джокером или Лордом, как тебе больше… — Коки. Привет. Меня зовут Накамару — и только Накамару, — на всякий случай вставляет Накамару, прежде чем Коки успеет придумать ему прозвище. Он знает, что такое быть новеньким, и со временем научился избегать всех ловушек. Как-то не хочется, чтобы и в этом участке его называли Накамарад. Коки отвечает ему добродушной усмешкой. — Сразу и не выговоришь. Итак… есть какие-нибудь вопросы, Итольконакамару? Накамару старается не хмуриться. Он, по сути, сам на это напросился. — Всего один. Кто такой Каме? В третий раз комната взрывается смехом, и Накамару замечает, что на этот раз Коки не веселится вместе со всеми, скорее… морщится. Он смотрит на Накамару почти с жалостью. — Твой самый страшный кошмар, — отвечает он наконец, и когда Накамару продолжает смотреть непонимающим взглядом, похлопывает его по спине, — также известный как твой драгоценный накама. *** Спустя два часа, которые он проводит в ожидании детектива Каменаши, Накамару уже перезнакомился со всеми сотрудниками участка. Коки с большим воодушевлением представил ему остальных. — Познакомься с Уэдой, нашим… гм, игроком нападения. Полицейский с торчащими в разные стороны вихрами, который немного раньше ухмылялся за спиной Кимуры, на секунду перестаёт собирать разобранный пистолет и вяло машет Накамару рукой. Коки шепчет ему на ухо: — Совершенно бесполезен в ходе расследования, рекогносцировки и в принципе чего-либо, что требует мыслительной деятельности. Но зато знает взрывчатку как свои пять пальцев и может попасть в банку из-под кока-колы, стоящую через три здания. Не то чтобы он нуждался в оружии… ты меня понимаешь? — Прежде чем поссориться с ним, лучше надеть пуленепробиваемый жилет и заранее вызвать скорую? — делает предположение Накамару. Коки ухмыляется: — Смотрю, ты не дурак. — А что насчёт него? — спрашивает Накамару, показывая в сторону сотрудника, чьи пальцы бегают по клавиатуре так быстро, что аж укачивает смотреть. Брови офицера сведены в выражении крайней сосредоточенности, по мнению Накамару, достойной восхищения. — О, — Коки пожимает плечами, даже не оборачиваюсь в ту сторону, — этого мы просто игнорируем. — Эй! — перебивает тот, о ком идёт речь, хотя пальцы его всё ещё продолжают двигаться. Затем слышен громкий писк, радостный возглас, и неожиданно детектив уже стоит и улыбается Накамару широченной улыбкой, превращающей глаза в узкие щёлочки. «Тагучи» написано на табличке, стоящей перед ним на столе. Когда они пожимают руки, Накамару понимает, что Тагучи выше, чем он. — Зови меня Джунно, — говорит Тагучи всё с той же улыбкой. Коки закатывает глаза. — Никто не зовёт его Джунно. — У тебя, должно быть, сейчас в разгаре расследование? — спрашивает Накамару. Тагучи кажется ему единственным оплотом порядка в участке, и он надеется, что тот сможет сменить Коки в качестве его наставника. — Я тут по технической части, — объясняет Тагучи. — Если тебе понадобится какая-нибудь информация или способ обойти пароль, то это ко мне. — Так ты… хакер? Разве это не противозаконно? — Нет, если закон на твоей стороне, — нараспев декламирует Тагучи и шутливо отдаёт честь. — Клянусь использовать свои умения во благо, а не во зло. — Ха-ха, — перебивает его Коки и делает шаг вперёд, разворачивая монитор Тагучи в их сторону. Там, где Накамару ожидал увидеть навороченную базу данных или досье на какого-нибудь главаря банды, во весь экран красуется окошко с надписью «Игра закончена, вы победили». Накамару всё ещё надеется, что это какой-нибудь симулятор, но Коки фыркает: — Тетрис. Даже не «Flappy Bird». ТЕТРИС. Я чувствую себя в полной безопасности, зная, что наши сотрудники готовы защитить меня от падающих кирпичиков. — Это тренирует мою способность к пространственной организации объектов, — возражает Тагучи и уворачивается от пинка Коки с выражением, которое как будто говорит: «Вот видишь?» Однако вдребезги разбившееся восхищение, должно быть, отражается на лице Накамару, потому что Тагучи оборачивается к нему уже с менее широкой улыбкой. — Преступники не поспевают за мной. Надо же мне чем-то занять свободное время? — Жаль, Каме не слышит, как ты это говоришь, а не то он бы зарезал тебя ножиком для конвертов. — Я думал, мы уже конфисковали их из его кабинета, — вставляет Уэда из-за соседнего стола. Он уже закончил собирать пистолет и теперь крутит его на пальце, точно непослушный локон. «Он наверняка не заряжен», — думает Накамару, но есть в Уэде что-то такое, что заставляет его отступить за Коки — просто на всякий случай. — После прошлого раза, я имею в виду. — Ну, он изобретательный малый. Не спрашивай. Это долгая и неприятная история, — поясняет Коки, прежде чем Накамару успевает спросить: «А что произошло в прошлый раз?» Два с половиной часа спустя Каменаши всё ещё не появился, но Накамару уже успел составить о нём определённое представление. У Каменаши нет семьи — разведённый или просто одинокий, Накамару неизвестно, — потому что он женат на своей работе. Он из тех отчаянных офицеров, которые предпочитают справляться с делом в одиночку, в то время как новенький, совершенно боеспособный напарник ждёт его в участке. Он склонен к насилию настолько, что коллеги прячут от него острые предметы. Он человек с характером и не отличается терпимостью. Хотя его и предупреждали не делать этого, Накамару поворачивает ручку и заходит в кабинет Каменаши. Внутри темно, и на секунду его охватывает дурное предчувствие, как будто бы он зашёл в клетку льва, но щелчок выключателя прогоняет пугающие мысли. Зато внезапный порыв меланхолии заставляет его передёрнуться. В кабинете Каменаши два стола. Один из них завален бумагами, вся его поверхность покрыта разноцветными папками и скоросшивателями и напоминает лоскутное одеяло. Второй не тронут и абсолютно пуст, за исключением именной таблички — тоже пустой. Накамару проводит по ней рукой. Пыли нет. Смотреть тут совершенно не на что, поэтому он подходит к столу Каменаши и видит чашку, на три четверти наполненную кофе, который по цвету больше напоминает мазут. Он холодный. Накамару представляет себе пожилого лысеющего мужчину, делающего свой обычный заказ: «К чёрту сахар и сливки, мне нужен кофеин, чтобы пережить этот чёртов день», — и забывающего о нём двумя глотками позже, когда на него обрушивается шквал бумаг и звонков. Накамару отпихивает носком ботинка смятую сигаретную пачку и думает, что от Каменаши, должно быть, постоянно разит табачным дымом. И чёрным, словно дёготь, кофе. Отсутствие семейных фото подтверждает его теорию о том, что Каменаши одинок. Накамару готов поставить на то, что он разведён и разочаровался в людских взаимоотношениях. Чёрная куртка, висящая на спинке стула, развеивает образ высокого увальня с объёмистым брюшком, заменяя его видением невысокого потрёпанного мужчины с сединой на висках. Ядовитого циника, который — судя по мусорной корзине, полной меню доставок и картонных коробок, — по сути, живёт в своём кабинете. За исключением нынешнего момента, когда у него появился новый напарник, которого следует избегать, как чумы. Накамару усаживается за пустой стол, и необмявшаяся кожа стула поскрипывает под его весом. Он барабанит пальцами по поверхности, смотрит на голые стены и думает, почему он чувствует, что ему настолько не рады, даже когда он один в комнате. Он напоминает себе, что первые впечатления, тем более полученные из вторых рук, почти никогда не оказываются правильными. Прошло уже пять часов. Накамару узнаёт об этом, взглянув на свои наручные часы: настенные, висящие над дверью кабинета, остановились на двадцати минутах второго. Каменаши живёт по своим собственным или вообще не обращает на них внимания. Он человек, у которого нет времени на себя, не говоря уже о ком-то другом. Солнце село, количество сотрудников, находящихся в участке продолжает уменьшаться, и Накамару понимает, что Каменаши не придёт. По крайней мере сегодня. *** Никто в его новом отделении не носит формы, но Накамару продолжает упорствовать хотя бы потому, что отглаженная ткань и прикреплённый к груди бейджик наполняют его силой и решимостью, которых ему недостаёт. Накамару в форме отличается от Накамару без формы. Его шаги более уверенны, его плечи напряжены и отведены назад, его колени не подгибаются. Форма напоминает ему о долге и о том, почему он в принципе пошёл работать в полицию. Она делает его бесстрашным. До определённой степени. «И это нормально, — думает он, — потому что совсем не боится только тот, кто лишён разума. В конце концов, страх перед законом удерживает мир от того, чтобы скатиться в хаос». — Ты выглядишь испуганным, — радостно замечает Коки, когда Накамару заходит в участок и замирает, увидев, что дверь в кабинет Каменаши распахнута настежь. — Он здесь? — спрашивает Накамару и понимает, что говорит шёпотом, потому что все остальные молчат. — Что происходит? Группа сотрудников столпилась возле двери в кабинет шефа — прямо напротив кабинета Каменаши. Дверь туда закрыта и жалюзи опущены. — Он там, — шепчет Коки, но в этом нет необходимости, потому что слова, доносящиеся изнутри, совершенно отчётливо разносятся по замершему в тишине участку. — Мне не нужен напарник, — глуховатый шипящий голос, именно такой, каким представлял себе его Накамару. Сдержанная, контролируемая ярость. Сотрудники оборачиваются к нему в ожидании реакции. Но Накамару на удивление несложно сохранять безразличное выражение лица, он, в принципе, ожидал чего-то подобного после всего, что узнал вчера. Разочарованные головы поворачиваются обратно к двери, сквозь которую просачивается голос Кимуры. — Ты выдающийся детектив, Казуя, я не побоюсь сказать, один из лучших, но даже у тебя превратное представление о собственных возможностях. По участку проносится низкий гул поражённых вздохов, и Накамару догадывается, что, по-видимому, шеф — единственный, кто может поставить Каменаши на место. — Возможностях? — Накамару представляет себе, как лицо Каменаши скукоживается, словно он попробовал на вкус что-то ужасное. — Вы подсунули мне новичка. Я не нянька, шеф. Ещё один коллективный вздох и поворот голов, и Накамару нет смысла дослушивать конец обличительной речи, поскольку он уверен, что услышит её ещё раз непосредственно от Каменаши, когда тот наконец снизойдёт до того, чтобы с ним встретиться. — Эй, — говорит Коки, когда он разворачивается, — не уходи. Поверь мне, это ещё цветочки. Каме может порой быть суки… — Я не ухожу, — коротко отвечает Накамару и чувствует направленные на свою спину удивлённые взгляды, когда заходит в кабинет Каменаши и садится за пустой стол. Его уши горят огнём, но руки совсем не дрожат, пока он распаковывает свои вещи и расставляет их по столу, окапываясь на новом месте. Он кладёт в ящик стола свою любимую ручку и пакетик ирисок, которые любит жевать, когда чем-то занят. Фотография с сестрой в день, когда они с Масудой окончили полицейскую академию, удобно размещается рядом с компьютерным монитором. «Теперь уже недолго», — думает он. Руки Накамару вспотели, но больше от предвкушения битвы, чем от страха, потому что Каменаши его ещё не знает. Накамару не намерен сбегать от одного язвительного пренебрежения, не попытавшись доказать, что он чего-нибудь стоит. По крайней мере, его напарник обязан дать ему шанс. Снаружи слышится поспешная возня, все торопятся вернуться на свои места, и следом — щелчок открывающейся двери, чёткие и быстрые шаги в направлении кабинета, и Накамару затаивает дыхание, когда они внезапно останавливаются на пороге. Боковым зрением Накамару видит ботинки Каменаши и медленно поднимает глаза. Все первые фразы, которые он мысленно репетировал, съёживаются до короткого и невпечатляющего: — Привет… в-вы — Каменаши? Накамару провёл всю ночь, представляя себе варианты этой встречи, но все они разваливаются на кусочки, когда его взгляд останавливается на человеке, хмурящемся на него с порога. Каменаши… меньше, чем он представлял. Намного, намного меньше. Не лев, а от силы домашняя кошка. И моложе. Возле глаз и в глубокой складке между изогнутыми бровями залегла усталость, но Накамару не удивился бы, узнай он, что тому едва исполнилось тридцать… Вот только Накамару удивился бы, потому что он-то ожидал увидеть седые виски, а не чёрные как смоль пряди, обрамляющие удлинённое лицо с узкими губами и сильным подбородком. Не домашняя кошка, нет… пантера. Каменаши можно назвать почти хорошеньким, и Накамару знает, что пялится и что его рот слегка приоткрылся, пока он постепенно отходил от удивления. Каменаши, в свою очередь, окидывает его презрительным взглядом с головы до пят и насмешливо замечает: — Я смотрю, вы уже без проблем устроились здесь как дома. Что, в академии больше не учат проявлять уважение к старшим по званию? Накамару умудряется щёлкнуть коленями, вскакивая, чтобы отдать честь. — Накамару Юичи, сэр. Рад быть вашим напарником. Каменаши медленно моргает в ответ и каким-то образом заставляет Накамару почувствовать себя смешным. — Понятно, — цедит Каменаши, и его губы снова насмешливо выгибаются. Он проходит к своему столу и роется в царящем на нём хаосе, пока не вытаскивает чёрную папку. Как только она оказывается у него под мышкой, он снимает со стула свою куртку и направляется к двери, не удостоив Накамару даже ещё одним взглядом. — Постойте, — говорит Накамару, и Каменаши на секунду притормаживает, — куда вы идёте? — Делать свою работу. А ты сиди здесь и продолжай украшать комнату. Можешь покрасить стены в приятно-голубой цвет, — Каменаши подносит два пальца к виску, пародируя его салют. — До встречи, напарник. И выходит. А Накамару остаётся стоять за своим столом, чувствуя себя более бесполезным, чем он был, когда выписывал штрафы за неправильную парковку в родном городе. Голова Коки просовывается в дверной проём, и только тогда Накамару понимает, что все вокруг следили за происходящим. — Что ж, всё могло пройти намного хуже. И Накамару хочет спросить «Как?», но прикусывает язык. *** Поскольку Каменаши вполне осознанно оставил его сидеть в кабинете, Накамару делает вывод, что получил разрешение изучить те папки, которыми завален его стол. Собрав половину из них, он перекладывает их на свой. Он ещё покажет, что в состоянии выполнять свои обязанности. Ничто не приводит его в больший ужас, чем перспектива подтвердить правоту Каменаши и превратиться в бремя, мёртвый груз, который тот не задумываясь отшвырнёт в сторону. В красной папке собрана информация об ограблениях. Причём не о взломах квартир или мелких магазинных кражах, с которыми Накамару привык иметь дело, а о серьёзных грабежах. Там, например, присутствуют смазанные фотографии вооружённых людей в чёрных балаклавах внутри Центрального банка. Накамару помнит, как месяц тому назад смотрел репортаж об этом по телевизору. Преступники так и не были пойманы и успешно скрылись с почти полумиллиардом иен. Затем он просматривает жёлтую папку. Слишком весёленький цвет для досье на крупнейших уличных наркоторговцев города. Хамагучи, Фунаки, Огува, Ядзима. Накамару перелистывает страницы и удивляется, почему все эти люди ещё на свободе, когда против них собрано такое количество доказательств. — Доказательства? — фыркает Каменаши, когда Накамару спрашивает его на следующий день. — Если бы мир довольствовался такими доказательствами, мы все бы уже сидели в тюрьме. Накамару смотрит, как Каменаши делает глоток из своей кофейной чашки и тут же давится. Он старается не улыбаться. — Она стоит тут уже несколько дней, — замечает Накамару, прежде чем продолжает: — Есть фотографии Хамагучи на вокзале, где на прошлой неделе происходила передача наркотиков. Разве это ничего не значит? Каменаши игнорирует его и выходит за дверь. Накамару наклоняет голову и притворяется, будто всё это время говорил сам с собой, когда несколько минут спустя Каменаши возвращается с кружкой, полной теперь уже свежего горячего кофе. — Вы вернулись, — Накамару не может сдержать своё удивление. Каменаши на мгновение замирает, не успев опуститься на собственный стул, как будто бы он совсем забыл, что Накамару находится в комнате. Что они разговаривали. Не совсем мирно, но разговаривали несколько минут назад. — Это мой кабинет, — констатирует Каменаши, и Накамару слышит, как тот бормочет: «Всё ещё здесь, хм», — перед тем, как делает медленный глоток из своей кружки. Накамару наблюдает, как Каменаши разминает плечи, и отмечает, что и он тоже не носит форму. В белой сорочке и чёрных брюках Каменаши больше похож не на полицейского, а на обычного офисного служащего. Единственное, чего ему не хватает, — это галстука. — Я задал вам вопрос, — напоминает Накамару, позволив Каменаши сделать ещё один глоток. — Я слышал, — отвечает Каменаши, хотя совершенно очевидно, что он напряжённо пытается вспомнить. А потом он резко оборачивается, и внезапно сосредоточенное на Накамару внимание оказывается для того такой неожиданностью, что он даже роняет ручку. — П-простите, — извиняется он, наклоняясь, чтобы поднять её. Какая-то часть Накамару даже благодарна за этот повод отвлечься, потому что во взгляде Каменаши есть что-то острое и препарирующее, отчего Накамару непросто посмотреть ему в глаза. — За то, что ты уронил ручку? Не думаю, что пол у нас настолько нервный, что на это обидится. Накамару выпрямляется, услышав смешок, а потом жалеет, что сделал это. Кончики его ушей загораются от издевательской ухмылки Каменаши, и он снова отводит взгляд. — Как долго вы уже служите в полиции, детектив Накамару? А, допрос. Он как раз раздумывал, когда же они дойдут до этой стадии. — Почти два года. — О, не такой желторотый, как я полагал. Ну, расскажи мне о каких-нибудь своих столкновениях. — Столкновениях? — Своих делах. Расскажи мне, что у тебя за плечами, — говорит Каменаши, и Накамару чувствует щекой его взгляд: горячий и испытующий. Он в любом случае не думает, что сможет удовлетворить критериям Каменаши, поэтому предпочитает ответить честно, как бы унизительно это ни звучало на фоне тех папок, которые он накануне просматривал. — Несколько ограблений. Но чаще я выписывал штрафы, за превышение скорости и тому подобное, — добавляет он, прежде чем Каменаши успеет привести его в ещё большее смущение, спросив, о каких именно ограблениях идёт речь. Но Каменаши всё равно умудряется это сделать. — Ограбления, гм… Банки? Музеи? Юве… — Комбини в основном. — А… Это всего один звук, почти выдох. Но он заставляет Накамару чувствовать себя кусочком жвачки, налипшим на подошву Каменаши. Его кулаки сжимаются, и он наконец поднимает взгляд. Прохладная тяжесть полицейского значка на груди даёт ему точку опоры. — Моя обязанность состоит в том, чтобы защищать людей, сэр. Всеми возможными способами. Жители моего родного города в безопасности, и только это имеет значение. Каменаши медленно кивает и откидывается на своём стуле, укладывая щиколотку одной ноги на колено другой. Он ещё раз отхлёбывает свой кофе и наблюдает за Накамару поверх края кружки. — Без сомнения, благодаря таким отважным полицейским, как ты. Его щёки уже давно залиты жаром, и Накамару выжидает секунду, чтобы отойти от обрушившегося на него потока сарказма, прежде чем спрашивает: — Есть ли какой-то смысл во всех этих вопросах, сэр? Каменаши ставит чашку на стол и разминает костяшки пальцев, вроде бы походя, но выглядит это всё равно устрашающе. — Да. Это возвращает нас к твоему вопросу. Ты никогда не сталкивался с организованной преступностью. — И? — И, — холодно ухмыляется Каменаши, — достаточно одного телефонного звонка и пачки наличных, чтобы купить себе алиби, одного телефонного звонка и произнесённой шёпотом угрозы, чтобы свидетели забыли, что вообще что-нибудь видели. Их не случайно называют «организованной преступностью», детектив Накамару. Эти люди связаны. И они знают, что делают. Знают, как извратить закон в свою пользу, и располагают ресурсами, чтобы сделать это. Наши так называемые «доказательства» — хлебные крошки, которые можно смахнуть кончиком пальца. — И… что же нам тогда делать? Рука Каменаши опускается на чёрную папку, и взгляд следует за ней, отрываясь от глаз Накамару. Внезапно Накамару становится гораздо легче дышать. — Мы держим глаза открытыми и стараемся, чтобы эти крошки сложились в обвинительный приговор. Неожиданно он встаёт, и Накамару поднимается вслед за ним. Каменаши кидает на него взгляд. — Собрался в туалет? — Я иду туда же, куда идёте вы, — отвечает Накамару и плотно сжимает губы. Смешок выходит у Каменаши хрипловатым, а взгляд так и остаётся непроницаемым. Он вынимает ещё одну папку из своей стопки и кидает на стол Накамару. — Сиди здесь. Выбери отсюда информацию и напиши рапорт. Я не занимался этим уже несколько месяцев, и они успели поднакопиться. — Моя обязанность состоит в том… — …чтобы защищать людей всеми возможными способами, — заканчивает за него Каменаши. — Я помню, и смотри-ка, я только что дал тебе один из способов. Наслаждайся, детектив Накамару, и знай, что ты приносишь городу пользу — каждым написанным рапортом. Дверь за Каменаши захлопывается со щелчком, и Накамару признаётся самому себе, что, может быть, немножечко его ненавидит. *** За следующие несколько дней Накамару успевает выучить самых крупных из находящихся на свободе и действующих преступников города, пока Каменаши продолжает появляться и исчезать, оставляя Накамару сидеть за столом и только награждая его уничижительным взглядом, которому тому нечего противопоставить… пока. Каменаши прав в том, что Накамару пытается сразу запрыгнуть на глубину реки, в которой ещё не знает броду, но принципы расследования, которые он изучал, по-прежнему действуют (во всяком случае, он надеется, что это так). А значит, всё, что ему нужно сделать, — это учиться. Учиться и доказать Каменаши, что там, где ему недостаёт опыта, у него есть знания, на которые можно положиться. Накамару пролистывает досье на «Сороку», известного вора, который на протяжении многих лет совершал случайные кражи, неожиданно участившиеся в последние нескольких месяцев, когда он замечает кое-что и хмурится. Он медленно разворачивает кубик ириски, перекатывает его во рту и спустя полчаса раздумий и несколько ключевых запросов отправляется с папкой к Тагучи. — В его кражах есть логика, — говорит Накамару, когда Тагучи поднимает на него глаза, поставив игру на паузу. — В кражах Сороки. Я думаю, мы можем определить, на что он нацелится в следующий раз. Он даёт Тагучи время, чтобы просмотреть папку. — Он западает на крупные блестящие цацки. Я бы сказал, это вполне обычная логика, детектив. Мы гоняемся за ним уже несколько лет. — Дело не в этом, — Накамару трясёт головой и объясняет, показывая на свои заметки. — Восемь месяцев назад Сорока украл рубиновую брошь из Центрального городского музея. Годом раньше это был брильянтовый браслет супруги главы компании. И за несколько месяцев до того — изумрудные серёжки. — Я не понимаю, к чему ты клонишь, — говорит Тагучи с лёгким смешком, как будто даже если Накамару облажался — не страшно. В конце концов, он новичок. Накамару решительно разжёвывает ириску, пока она не растворяется у него во рту. Он, конечно, может ошибаться, но уверен, что это не так. — Я изучил случаи, когда Сорока действовал вне города, и украденные предметы не вписываются в эту тему, — Накамару открывает свою распечатку. — В марте 2010-го Сорока украл часы из витрины антикварного магазина. Годом позже — расшитое платье из исторического музея, а тремя годами раньше ломбард заявил о пропавшем пистолете, который был выставлен за сумму примерно в тридцать тысяч. — Я думал, наш дружище нацеливается только на миллионы, — говорит Тагучи, и уголки его губ задумчиво опускаются, когда он внимательнее перечитывает досье. — Ему интересны не просто камушки…— бормочет он. — Его привлекают… — Фамильные реликвии, — триумфально кивает Накамару, заканчивая его мысль. — Конкретнее, реликвии, относящиеся к XIV веку. Я собрал кое-какую информацию по украденным вещам, и, похоже, Сороку особенно занимает европейская эпоха Возрождения. Тагучи смотрит на него с улыбкой, выражающей понимание того, что последует. — И ты хочешь, чтобы я… — Разобрался во всём остальном, — отвечает Накамару. — Ты знаешь жителей этого города лучше меня и знаешь, как докопаться до дополнительной информации. Если тебе удастся обнаружить тех, кто продаёт или покупает реликвии эпохи Возрождения, думаю, мы можем спланировать ловушку и прижучить этого таинственного вора. — Доверь это мне! — Тагучи вскидывает кулак, и Накамару непонимающе косится на него. — Что? Тагучи нетерпеливо трясёт кулаком и хнычет: — Ну же, Накамару. Так мы салютуем друг дружке, тут у нас. Накамару закатывает глаза и с минимальным энтузиазмом стукает своим кулаком о кулак Тагучи. *** Каменаши демонстрирует примерно столько же энтузиазма, когда Накамару знакомит его со своей теорией. По правде сказать, в последнее время Накамару видел его только в те моменты, когда тот забегал в участок на пару часов, чтобы снова пропасть на несколько дней, но с каждым разом Каменаши выглядит всё более измотанным. Его лицо и то, как он двигается, напоминают Накамару о резиновом ремне, который натягивается всё сильнее. И ему не хочется оказаться рядом в тот момент, когда Каменаши сорвётся. Но вряд ли это удастся, учитывая, что для Каменаши Накамару что-то вроде аллергена. — Сорока — это моё дело, — заявляет Каменаши в конце, что, как хочется указать Накамару, совершенно не главное. — Твоя задача была — разобраться с рапортами. — Мне хорошо удаётся заниматься несколькими задачами сразу, — говорит Накамару и старается не моргать в ответ на пристальный взгляд Каменаши. — И мне кажется, что это более насущно. Тагучи тоже занимается этим делом, и мы надеемся скоро определить следующую цель Сороки. Накамару кладёт папку на стол Каменаши: — Пожалуйста, просмотрите её. Пауза. Накамару затаивает дыхание и ждёт, швырнёт ли Каменаши папку ему в лицо или просто заколет его шариковой ручкой. Вместо этого Каменаши спокойно раскрывает досье. Накамару выдыхает. Окей, кажется, пока он в безопасности. Каменаши выжидает, пока Накамару дойдёт до своего стола и усядется, прежде чем сказать: — Ну, поскольку тебе хорошо удаётся заниматься многими задачами сразу, принеси мне кофе, пока пишешь эти рапорта. Я пью… — Чёрный. Без сливок, без сахара. Выходя из кабинета, Накамару боковым зрением видит, как брови Каменаши удивлённо ползут вверх, и склонен считать это своей маленькой победой. *** Накамару делает вид, что не замечает, что все взгляды обращаются на него в ту же секунду, как он заходит в столовую. Она довольно уютная: три круглых стола и широкое окно в дальней стене, сквозь которое льётся солнечный свет. Такое ощущение, что половина сотрудников заранее собралась здесь в ожидании прихода Накамару. Как можно спокойнее он подходит к кофемашине и наполняет кружку Каменаши. — Можешь плюнуть в неё, если хочешь, — Накамару оборачивается и награждает Уэду непонимающим взглядом. — А что? Я только предложил. Кто-то хлопает его по спине, и он вздрагивает и чуть не проливает кофе Каменаши. Но Коки даже не замечает этого. — Чувак, слушай меня, чтобы задержаться здесь. И не обращай внимания на Уэду. Он просто пытается саботировать тебя, чтобы выиграть пари. И Коки радостно лыбится ему. — Постой… — говорит Накамару и переводит взгляд с одного на другого, чувствуя, как спину обдаёт холодом и только рукам тепло от горячей кружки. — Что-что? — Ну, скажу только, что, если ты продержишься ещё часа два, три недели закончатся и дружище Уэда будет платить за всё моё пиво. Накамару наблюдает, как Уэда показывает Коки фигу. Коки отвечает воздушным поцелуем. — Вы… заключили пари на то, как долго я продержусь? — спрашивает Накамару, и юмор ситуации упорно ускользает от него. Уэда морщится, как будто ему жаль, что Накамару узнал о… весьма невпечатляющих ожиданиях, возлагаемых на него коллегами, но следом тот произносит: — Три недели долгий срок для того, чтобы быть мартышкой Каменаши. — И Накамару напоминает себе, что Уэда и чувство такта обитают в разных вселенных. Накамару отвечает кратким кивком и покидает столовую, прежде чем поддастся искушению опрокинуть чашку Каменаши прямо на пол. Проходя мимо, он на секунду тормозит возле стола Тагучи. — И как долго? — Тагучи щурится на него из-за очков в металлической оправе. Накамару уже знает, что они достаются из очечника только тогда, когда Тагучи бросает игру и решает на самом деле заняться своей работой. — Это ваше пари… Как долго я, по-твоему, продержусь? Взгляд Тагучи останавливается на кружке Каменаши, и он широко улыбается. — А! Ты не ошибся. Ты бы видел лицо Казуи, когда я добавил сливок. Маньяки-убийцы выглядят добрее. Когда ответом ему служит молчание, Тагучи наконец обращает своё внимание на него самого и отвечает всё с той же неистребимой улыбкой: — Я поспорил, что ты останешься, детектив Накамару. — Почему? — переспрашивает Накамару. «Я ведь всего лишь мартышка». — Потому что ты нам нужен. *** Накамару считал, что виной их незадавшемуся партнёрству — ну, помимо того, что Каменаши не очень-то к нему и стремился, — было частое отсутствие последнего на рабочем месте, и надеялся, что проведи они чуть больше времени вдвоём, Каменаши понял бы, что ошибался в Накамару, и принял его в качестве своего напарника. Расследование дела Сороки заставляет его в корне поменять своё мнение. Оказывается, сотрудничать с Каменаши почти так же невыносимо, как сидеть брошенным в кабинете и не работать с ним вообще. — Какого чёрта ты делаешь? — рявкает Каменаши, оборачиваясь к нему от своего стола. Накамару замирает с полуразвернутой ириской в руках. Ему кажется, что ответ довольно очевиден, но он вежливо улыбается. — Хотите? — Это мирное подношение. Но мрачный взгляд Каменаши становится ещё мрачнее. — Чего я хочу, так это возможности спокойно трудиться и чтобы ты перестал постоянно шуметь! Накамару моргает и быстренько закидывает конфету в рот без единого шороха. Каменаши разворачивается, склоняясь над своими бумагами, и в кабинете снова воцаряется молчание, тяжёлое и плотное, словно зимнее одеяло. Накамару не приходилось работать в такой полнейшей тишине с экзаменов в старших классах, где учителя ходили взад-вперёд по проходам и дышали ему в затылок. Голос Каменаши снова нарушает её несколько минут спустя. — Я слышу, как ты жуёшь. На этот раз Каменаши не поднимает головы, но Накамару видит, как его пальцы нервно сжимаются вокруг ручки. Взгляд Накамару сам собой соскальзывает к ремню Каменаши и закреплённой на нём кобуре. Он вооружён. Накамару проглатывает ириску целиком и съёживается, когда рука Каменаши дёргается от его громкого сглатывания. — Простите, сэр. И дальше продолжается в таком же духе, тишина сгущается и лопается каждый раз, как Каменаши указывает на всё, чем раздражает его присутствие Накамару в кабинете. К примеру, на его привычку скрипуче ёрзать на своём стуле или на то, как он молотит по клавишам, словно ребёнок, недавно обнаруживший, что «кнопочки нажимаются!» Накамару чувствует, как покрывается потом под формой, и, только отлучившись в туалет, чтобы хотя бы на время сбежать от постоянных одёргиваний Каменаши, обнаруживает, что всё это время крепко сжимал зубы. Когда он оказывается за дверями кабинета, обычные звуки бурлящей в участке преступно-разыскной жизни вонзаются ему в уши, словно пронзительный вопль, и Накамару требуется несколько секунд для того, чтобы привыкнуть. Он даже не знает, то ли это всё часть глобального плана Каменаши по его выживанию, то ли тот и правда настолько несусветный придира. Коки разрешает эту загадку, утешающе хлопая его по плечу. — Да он всегда такой, когда доходит до дела. Почему, ты думаешь, у него есть собственный кабинет? Просто никому не хочется с ним связываться. Именно поэтому мы так рады, что ты всё ещё держишься. — Я у вас вроде жертвенного агнца, да? — удручённо спрашивает Накамару, утыкаясь взглядом в стол Коки, заваленный всякой всячиной. — Ты уверен, что он делает это не просто для того, чтобы от меня избавиться? — Ну, гм… твоё положение «нового напарника», конечно, не способствует, — с оттенком сухой иронии констатирует Коки. Он вытаскивает из кармана ручку и машет ею у Накамару под носом. — Главное, опасайся щёлкающих ручек. — Щёлкающих ручек? Коки кивает. — Помнишь тот случай с ножиком для конвертов? Всё началось с этого, — Коки демонстрирует, нажимая на верхний конец ручки. Раздаётся громкое «щёлк», и Коки смотрит на него тяжёлым, предостерегающим взглядом. — Стоит ему это услышать — и ты труп. — Щёлкающие ручки. Понятно. Разумеется, Накамару должен был достаться в напарники полный псих. Ра-зу-ме-ет-ся. Это карма. Судьба мстит ему за арест той милой старушки. Он по возможности бесшумно возвращается в кабинет, осторожно поворачивая дверную ручку. Каменаши никак не реагирует на его появление, и теперь Накамару склонен считать, что это даже к лучшему. Он осторожно усаживается за свой стол и возвращается к работе. — Ты слишком громко дышишь. Накамару замирает, едва вдохнув, и всерьёз раздумывает, будет ли его дыхание звучать тише или наоборот громче, если завтра он придёт на работу в маске… когда, случайно подняв глаза, он видит, как лицо Каменаши кривится в очень странном выражении. — Это была шутка, — поясняет Каменаши. Его губы подёргиваются, когда Накамару поспешно выдыхает, и он быстренько склоняется над своим столом, прежде чем тот успевает увидеть, могут ли они сложиться во что-то кроме презрительной или насмешливой ухмылки. — Не напрягайся ты так, детектив. Расслабься. — Так точно, — отвечает Накамару. — Ха-ха-ха. Жаль, что у него нет при себе щёлкающей ручки. *** Возможно, Тагучи не относится к числу чрезмерно усердных сотрудников типа «приковал-себя-к-столу-и-дышу-только-работой», но в том, что он делает, он хорош. Очень хорош, против воли признаёт Накамару, пролистывая переданную тем папку. — Тегоши Юя. С большой долей вероятности — следующая жертва Сороки, — сообщает Тагучи с ослепительной улыбкой. Накамару едва удаётся не подпрыгнуть на месте, когда Каменаши наклоняется через его плечо, чтобы посмотреть на досье. — Единственный сын и наследник NEWS Enterprise… — голос Каменаши отдаётся низким гулом, когда он вслух зачитывает с листа. Даже сквозь сладковатый одеколон Накамару чувствует отголосок дыма, впитавшийся в его одежду. Он ощущает себя зажатым в угол и растерянным, когда плечо Каменаши упирается ему в спину, и незаметно старается развернуть папку так, чтобы это внезапное вторжение в его личное пространство стало ненужным. Каменаши не двигается с места. Глаза его сужены в выражении, которое уже стало Накамару знакомым. Если бы в этот момент в окно участка влетела граната, Каменаши бы даже не моргнул. Только губы тихонько шевелятся, пока он продолжает читать про себя, не замечая, что его волосы щекочут Накамару щёку. Когда Накамару поднимает глаза, Тагучи выглядит совершенно спокойным, как будто Каменаши, прижимающийся к кому-то вплотную, — дело привычное. В конце концов Каменаши отступает и выпрямляется, и Накамару наконец-то может сделать глубокий вдох, который не будет выглядеть так, словно он обнюхивает старшего по званию. — Похоже, у него есть все возможности, чтобы спускать свои бабки на бесполезные старинные побрякушки. Что-нибудь конкретное, чем может заинтересоваться Сорока? — Постойте… У него? — перебивает Накамару, до которого только сейчас постепенно доходит. Он снова смотрит на фотографию в досье. Тегоши Юя — ещё больший красавчик, чем Каменаши. Каменаши фыркает. — Номер его телефона попросишь позже, в свободное время. — Я-я не это имел в виду, — запинается он, хотя прекрасно знает, что покрасневшие щёки не способствуют убедительности. — Хотя он и не совсем подходит под слово «принцесса», а Сорока — отнюдь не дракон, Тегоши-сан будет нуждаться в спасении, когда Сорока узнает о его новом приобретении, — мягко вмешивается Тагучи, и Каменаши переключается с доставания Накамару в режим внимания. — Я просмотрел недавние приобретения, сделанные в нашем городе: поставки в музеи, пополнение частных коллекций и тому подобное, и обнаружил, что Тегоши уже приобрёл известность как своего рода коллекционер. Только основывается он скорее на ценниках, чем на привязанности к определённому историческому периоду. — И до этого Сорока его не трогал? — спрашивает Каменаши, скрестив на груди руки. — Ну, у него не было на то причин. До этого в коллекцию Тегоши не входило некое чрезвычайно ценное и старинное кольцо, датирующееся XVI веком, не так ли? Накамару чувствует, как его пульс учащается от возбуждения, предшествующего закрытию своего самого первого дела. — А теперь? Тагучи широко ухмыляется. — Оно должно прибыть в усадьбу Тегоши где-то на этой неделе… сказал бы я до того, как хакнул систему онлайн-отслеживания транспортной компании. Оно прибудет в пятницу вечером, через три дня. *** — Это не серьёзно, — говорит Накамару, когда обнаруживает, что его фамилия отсутствует в плане по захвату Сороки. Он добавляет «сэр» в ответ на пристальный взгляд Каменаши, но продолжает смотреть на того с несгибаемым упрямством. — Это и моё дело тоже. Мы должны работать вместе. — Мы и работаем, — ответствует Каменаши со своего места. — Твоё орудие — ручка, а моё — меч. Или пистолет в данном случае. Разделяй и властвуй. «Очень забавно», — с горечью думает Накамару, но спокойно встаёт и подходит к его столу. Используя своё преимущество в росте, чтобы возвышаться над Каменаши, он чувствует себя немного сильнее. — Я тоже могу использовать меч. Я умею не только составлять и печатать рапорты, сэр. Каменаши откидывается на стуле, оглядывая его с головы до пят. Накамару буквально видит, как крутятся колёсики у него в голове, взвешивая и просчитывая — стоит ли ещё поиграться с новичком-полицейским или заткнуть его раз и навсегда и вернуться к работе. К счастью для него, по-видимому, Каменаши скучно, потому что на губах его расплывается медленная, язвительная улыбка. — Да ну? Тогда почему бы тебе не продемонстрировать мне это? И вот она — та самая возможность, которой Накамару ждал. *** Глок тяжело, но удобно лежит у него в руке. — Итак, детектив Накамару, сколько пуль вы выпустили за свою достойную карьеру? — спрашивает Каменаши, осматривая собственный пистолет. Накамару знает, что на самом деле он подразумевает: «Да способен ли ты на это вообще?», так же как знает и ответ, который тот ожидает услышать. — Больше, чем могу сосчитать. Не хочу показаться неуважительным, сэр, но, возможно, даже больше, чем вы. Каменаши замирает — никакого внешнего проявления удивления, за исключением этой короткой остановки, и истеричное биение в груди Накамару постепенно замедляется до ровного «тук, тук, тук». Он уже участвовал в подобном несколько раз. Конечно, при этом не было Каменаши, которому придётся что-то доказывать, но даже Масуда не раз признавал, что Накамару неожиданно хорош. — Гм, в твоём, как его?.. Находящемся-в-безопасности-городке так много преступников? — Нет, но мне доводилось стрелять по таким же мишеням. Много раз, — поясняет Накамару. — И, если уж говорить начистоту, я бы сказал, что лучший тот коп, которому не приходится прибегать к оружию, чтобы совершить задержание. Ответом на это служит выгнутая бровь и пристальный взгляд. Накамару изо всех сил старается не дёргаться и не совершить какую-нибудь глупость — например, сбежать. — Хорошо сказано, — наконец произносит Каменаши и подходит к двери, ведущей в галерею стрелковых стендов. — Ну что ж, посмотрим, сколько пуль тебе удастся сохранить, Накамару. Они занимают соседние стенды и на счёт три — нажимают на спусковой крючок. В защитных наушниках выстрел звучит приглушённо, но Накамару чувствует, как он отдаётся вдоль руки в плечо. Всё его тело резонирует в такт, и это знакомое и даже, пожалуй, успокаивающее чувство. Первая пуля поражает мишень там, где у фигурного силуэта в конце его дорожки должно быть сердце. У мишени Каменаши отверстие прямо промеж глаз. Проволока, на которой висят силуэты, движется рывками, точно бельевая верёвка, унося использованные мишени и заменяя их другими — на этот раз с концентрическими кругами на груди. Накамару приостанавливается, чтобы отдышаться и вернуть руке твёрдость. С обеих сторон от него продолжается стрельба, но он быстро забывает о ней, когда сосредоточивается на мишени. Накамару хорошо умеет отрешаться от всего постороннего, ему даже нравится вот так отсекать избыточность мира — слишком шумного, суетливого и нервирующего. Некоторые полицейские в его старом отделении придумывали мишеням имена, говорили, что так они кажутся более объёмными, реальными и уязвимыми. И их легче прострелить насквозь. Для Накамару всё было с точностью до наоборот. Имя привносило сложности, способные сбить прицел. Что, если у Хитоши есть семья? Может быть, он отец, брат, сын? Что, если Хитоши действовал по принуждению? Что, если он сожалеет и готов измениться к лучшему? А вот безымянный силуэт — это просто. У него одно единственное предназначение, и Накамару исполняет его, когда жмёт на спусковой крючок. Пуля проходит через внутренний круг, и быстрый взгляд на мишень Каменаши подтверждает, что тот тоже меток не только в высказываниях. Две пули, две мишени пробиты. Сквозь пластиковый экран между ними Накамару видит, как Каменаши делает какой-то знак, и следующая появляющаяся перед ним мишень раскачивается из стороны в сторону. Накамару улыбается. Каменаши знает, как усложнить игру. Ну что ж, если он надеется, что Накамару не сможет удержаться на равных, — его ждёт разочарование. Когда боекомплект у них подходит к концу спустя четырнадцать мишеней и пятнадцать патронов (одна из пуль Накамару попала во внешний круг, у Каменаши — прошла сквозь его границу), Накамару рассчитывает, что тот обернётся к нему с извинениями и протянутой рукой. Он финишировал вровень со своим старшим напарником и сомневается, что Каменаши ожидал подобного результата. Вместо этого Каменаши сигнализирует смотрителю тира, чтобы тот принёс им новые обоймы. Именно тогда Накамару замечает, что никто не стреляет, а быстрый взгляд по сторонам помогает понять, что они с Каменаши остались возле стрелковых стендов вдвоём. Остальные офицеры переместились назад и, перешёптываясь, с широко распахнутыми глазами наблюдают за их противоборством. Каменаши смотрит на него, крепко сжав губы вместо ожидаемого «Поздравляю, ты не настолько бесполезен, как я первоначально считал», а потом отворачивается обратно к своей мишени. Накамару делает то же самое почти неохотно. Он намеревался продемонстрировать одно из своих немногих умений, а не вступать в соревнование с главным психом участка, страдающим агрессивной манией собственного превосходства. Но раз уж так вышло, будет только хуже, если он отступит. Плечо и руку Накамару начинает сводить, и он уже не понимает, как долго всё продолжается. Мишени проносятся мимо, одна за другой, всё меньше и меньше, выстрел за выстрелом. И Накамару понимает, что у них осталось по последнему патрону, только когда смотритель тира, который, как и сотрудники, наблюдающие от задней стенки, должно быть, всё это время подсчитывал выстрелы, показывает им счёт, загибая пальцы. Четырнадцать мишеней, четырнадцать патронов. Остался один последний. Между ними ничья, и если Накамару попадёт и на этот раз, это по-прежнему будет ничья, но в то же время, по сути, — его победа. «Я не хуже тебя!» — думает Накамару с неожиданной яростью и стреляет. Пуля оставляет отверстие ровно посередине, в самом центре внутреннего круга, и его мишень уныло раскачивается. С чувством жгучего удовлетворения Накамару наконец позволяет своей руке опуститься и оборачивается посмотреть, как дела у Каменаши. Его мишень висит совершенно целёхонькая, но Накамару ни на секунду не предполагает, что Каменаши до такой степени промазал. Нет, он просто вообще не стрелял. Каменаши не стрелял, потому что он наблюдает за Накамару тёмным непроницаемым взглядом, который впивается сильнее, чем пуля. Накамару сглатывает и чувствует, как лицо заливается краской, а пульс начинает сбоить от нарастающей паники. Когда Каменаши неожиданно разворачивается и направляется к его стенду, Накамару всерьёз подозревает, что тот намерен врезать ему, но Каменаши даже не смотрит в его сторону. Не встречается с ним взглядом и не произносит ни слова, когда проскальзывает мимо Накамару, так что они оказываются лицом к лицу — так близко, что Накамару чувствует его запах, видит капельки пота у Каменаши на висках и ощущает тепло его тела так же сильно, как тепло остывающего пистолета у себя в ладони. — Что? — спрашивает Накамару, хотя это бесполезно, пока они оба в защитных наушниках, но через долю секунды Каменаши вскидывает руку и делом отвечает на его вопрос. Накамару еле слышит выстрел сквозь грохотание у себя в груди, и потом Каменаши стягивает наушники с него и с себя. На секунду волосы Каменаши застывают торчком, как у комичного чучелка, прежде чем упасть в обычную строгую причёску. В его глазах, однако, застыла ещё большая угроза, чем прежде, и дело не только в расстоянии между ними. — Даже не пытайся меня наебать. Прозвучавшее так близко предупреждение почти впечатывается в его собственные губы, и Накамару всё ещё отходит от удивления, лишившего его дара речи, когда за Каменаши уже захлопывается дверь. Со снятыми наушниками он наконец обращает внимание на возбуждённый шёпот их нечаянных болельщиков, тыкающих пальцами и пялящихся куда-то ему за спину. На мишень. Накамару разворачивается, чтобы тоже присмотреться, и до него постепенно доходит, почему на ней нет отметины от второй пули. Что ж, он сам дал ему такую возможность. «Всё, что ты можешь сделать, я могу сделать лучше». Смысл послания очевиден. Так Накамару обнаруживает, что Каменаши — больший показушник из них двоих, и не только потому, что научился красиво уходить, оставляя за своей спиной поражённую публику. * Сердце чуть не выскакивает у Накамару из груди, когда он заходит в раздевалку в полной уверенности, что Каменаши уже давно в приступе ярости выскочил из участка, а вместо этого тот резко пихает его к дверце шкафа, и предплечье Каменаши врезается Накамару под подбородок. — Чего… — сипит Накамару, пытаясь отбросить его назад. Нет, правда, какого ху… — Кончай врать, — рявкает Каменаши, и его лицо опять придвигается слишком близко. В настоящий момент Накамару больше волнует рука, перекрывающая доступ кислорода, и он старается оттолкнуть её, но, похоже, она из той же стали, что звучит в словах Каменаши. — Никто просто так не учится попадать прямо в яблочко по движущейся мишени, и что-то говорит мне, что твой запас удачи закончился, Накамару Юичи. Если бы удача вообще присутствовала в жизни Накамару, он бы не оказался напарником у кого-то настолько чокнутого, чтобы пытаться убить его только из-за того, что он знает, как обращаться с оружием. Давление на его шею усиливается. — Кто послал тебя? Замок шкафчика врезается ему в копчик, когда он старается отпихнуть Каменаши. Для своего роста и веса тот неожиданно силён, и Накамару делает мысленную отметку никогда не недооценивать его, ну, то есть если он сейчас выживет. Его ногти вонзаются в предплечья Каменаши, и это, должно быть, больно, потому что Накамару сжимает изо всех оставшихся сил, но Каменаши даже не морщится. Он ждёт ответа, который Накамару не может дать, пока его горло того и гляди пережмут на фиг. Кажется, Каменаши наконец осознаёт его проблему и ослабляет свою хватку достаточно, чтобы позволить тонкой струйке воздуха просочиться в лёгкие Накамару. Он ловит его открытым ртом, стараясь вдохнуть как можно больше. — Кто послал тебя? — повторяет Каменаши, и Накамару никак не может въехать в смысл вопроса. — Гидо-сан, — умудряется выдавить он, хрипло, как после ангины, — начальник участка в моём родном городе. Я хотел перевестись, а вам не хватало сотрудников — Кимура наверняка тебе об этом рассказывал. Глаза Каменаши сужаются, и Накамару отбрасывает его мощным толчком, пока давление не вернулось. Он уже готов броситься к двери, когда замечает, что Каменаши не пытается его снова атаковать. Просто стоит в своих драных джинсах и потёртой куртке и смотрит на Накамару пристальным взглядом, который заставляет чувствовать себя так, как будто его поместили под увеличительное стекло. «Вот что сделало с Каменаши безвылазное сидение в участке и отсутствие других интересов, кроме погони за преступниками, — думает Накамару. — Вызвало острую паранойю с комплексом собственной важности в придачу». Накамару вполне мог бы обойтись без этих дополнительных сложностей. — И что, ты решил, что меня растили с пистолетом в руке вместо погремушки? — выпаливает он и тяжело прислоняется к стене шкафчиков, неожиданно чувствуя себя слишком усталым, чтобы сражаться с заскоками Каменаши. Копчик пульсирует, вероятно, скоро там нальётся синяк. — Что, так сложно просто признать, что я лучше, чем ты думал? Он чуть не подскакивает, когда Каменаши откидывает голову назад и отрывисто хохочет. Накамару меньше бы удивился, подойди тот к нему и врежь прямо в рожу, чем при виде этих растянувшихся губ. Это первая настоящая улыбка, которую он наблюдает на лице Каменаши. Накамару быстро моргает, чтобы убедиться, что ему не показалось и перед ним тот же самый человек, который только что пытался задушить его до смерти. Улыбка делает лицо Каменаши мягче. И моложе. И меньше похожим на то, что он вот-вот хрястнет по голове Накамару рукояткой своего Глока. Каменаши выглядит совершенно другим человеком. Возможно, после их стрельб, Накамару тоже выглядит в глазах Каменаши совсем иначе. — Ну так что… — начинает он, откашливаясь и морщась от боли в горле, — напарник? Смех Каменаши стихает, но улыбка никуда не девается. — Не беги впереди паровоза. На следующий день Накамару видит своё имя в списке сотрудников, ответственных за дело Сороки. Это довольно короткий список: только Каменаши да он. Часть 2/5 >>

@темы: перевод, фанфики, Без сахара, без сливок

Comments

[glassdahlia]

Как после такой рекламы дождаться

[somewhere_there]

kristiana, а вот не скажу)))) иначе мне ничего не останется, чтобы спойлерить на следующей неделе)))

Greenday49, еще три дня и суббота уже наступит)))

[kristiana]

somewhere_there,

иначе мне ничего не останется, чтобы спойлерить на следующей неделе)))

уверена, у вас еще куча тузов в рукаве))

[LotRAM]

НаКаме не мой пейринг. Я воспринимаю их только, как друзей. Но фанфик читается очень легко и персонажи очень интересные! Посмотрим, что будет дальше

[somewhere_there]

LotRAM, ну на самом деле, вот именно в этом фанфике их как именно пейринга настолько мало, что если прищуриться - его вполне можно читать, как (почти) про дружбу))) Почти-почти))) А дальше будет только интереснее, обещаю))

[LotRAM]

somewhere_there, спасибо, успокоила