Автор: Дила
Бета: Nefritica
Персонажи: Лань Чжань/Вэй Ин, Лань Юань, Цзян Яньли, Лань Хуань, Мэн Яо, Лань Цижэнь, Цзян Чэн, Цзинь Цзысюань
Размер: макси
Жанры: AUHurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика, Фэнтези
Предупреждение: смерть второстепенных персонажей, счастливый финал
Тоска по тебе
читать дальшеДни Ванцзи — всё ещё просто бесполезные хрустальные бусины, но одиночество не разъедает теперь его сердце так сильно. Вэй Ин окружён прекрасными людьми, у него есть друзья и маленький а-Юань — этого достаточно, чтобы смириться с настоящим. И Ванцзи смиряется, лелея долгожданную иллюзию покоя.
Так проходит несколько дней, а затем, в одно раннее утро, как две капли воды похожее на то, в которое когда-то ушёл Вэй Ин, Ванцзи слышит далёкий, отчаянный волчий вой. На самом деле, это может быть обычный волк, но предчувствие пророчит беду, и Ванцзи в мгновение ока взмывает в предрассветные небеса. Полёт дракона стремителен, но он всё равно опаздывает.
Серебристый волк истекает кровью слишком быстро, быстрее, чем Ванцзи успевает передавать ему духовные силы.
— Держитесь, Вэнь Нин! Прошу вас, держитесь! — молит он, но духовная энергия просачивается сквозь истерзанное тело, как тонкий ручеёк сквозь раскалённые пески пустыни.
Тёмные глаза приоткрываются в последнем порыве, и голос, который Ванцзи слышит в своей голове, всё тот же робкий, но и отчаянно смелый: "А-Юань здесь… Спасите его. Господин Вэй просил…"
И потом, прежде чем Ванцзи успевает хоть что-нибудь, Вэнь Нин замолкает. На этот раз — навсегда.
Жизнь отделена от смерти всего лишь одним ударом сердца, но Ванцзи кажется, что перед ним разверзлась вечность. Он полностью обнажён, но не замечает своей наготы, не замечает вообще ничего, кроме крови на своих руках, навеки остекленевших глаз, которые просто не в силах закрыть, и чувствует лишь всепоглощающее отчаяние. Он не смог. Не спас. Не успел.
Когда алый на его коже выцветает в грязно-бордовый и трескается неприглядной шершавой коркой, Ванцзи приходит в себя. Одним порывистым движением встаёт и оглядывается. Здесь был… нет, даже не бой — травля. Вряд ли Вэнь Нин сопротивлялся. Он бежал, бежал так быстро, как только мог, но не потому, что спасался сам, а потому, что спасал. Сейчас поляна выглядит пустой и безжизненной, но Ванцзи знает, что это не так. Это должно быть не так, иначе, клянётся он про себя, виновники сгорят дотла в беспощадном драконьем пламени. Месть строго запрещена правилами его клана, но здесь и сейчас — Ванцзи наплевать.
На маленькой поляне негде спрятать ребёнка, но, скорее всего, именно ребёнка искать и не нужно. Ванцзи методично обходит каждое дерево и каждый куст, стараясь не думать о том, что волки имеют острый нюх и, конечно, они бы обнаружили того, кого так стремился защитить Вэнь Нин, но…
В провалившемся от гнили стволе дерева дрожит крошечный серебристый волчонок, на спинке которого надёжно закреплён талисман отвода глаз.
— А-Юань, — срывающимся голосом зовёт Ванцзи, но волчонок никак не реагирует. Меридианы его духовных сил едва мерцают, а маленькое тело объято лихорадкой, которая, скорее всего, разыгралась от пережитого ужаса. Ванцзи бережно подхватывает а-Юаня на руки — собственных сил осталось не так уж много, а мальчику нужна немедленная помощь, но и Вэй Ину, скорее всего, помощь нужна тоже. Ванцзи буквально разрывается на части от невозможности сделать выбор, но в конце концов решается.
За это придётся заплатить высокую цену, но жизни его самых дорогих людей стоят гораздо дороже.
Ванцзи оборачивается драконом, стараясь держать а-Юаня как можно бережнее, и берёт курс на Облачные глубины.
С этого момента он старается очистить свой разум от лишних эмоций: от терзающей тревоги за а-Юаня, от нестерпимого страха за Вэй Ина. От горького чувства вины перед Вэнь Нином. Ванцзи едва сдерживается, чтобы не изменить направление и не рвануть обратно в Илин, но дрожащее тельце в его пасти всякий раз глушит этот порыв.
Ванцзи приземляется у цзинши. Он знает, что о его появлении тотчас становится известно практически всем на территории Облачных глубин и ему теперь надлежит явиться в Зал старейшин, чтобы принять наказание. Вместо этого Ванцзи перевоплощается, наспех облачается в клановые одежды и, подхватив на руки а-Юаня, спешно шагает в лекарский павильон. Ему нужно найти Лань Су.
Никто уже не помнит, сколько лет минуло главному лекарю клана Лань, но Ванцзи не важен ни его возраст, ни опыт. Этот человек — единственный, кто был рядом, когда Ванцзи слёг после смерти матушки, единственный, кто рассказывал ему сказки и украдкой мастерил игрушки из веток и клочков ткани: эти нелепые подобия драконов и кроликов маленький Ванцзи хранил как зеницу ока и прятал долгие годы. Игрушки, не приносящие пользы в совершенствовании, в клане были запрещены.
После брата Лань Су — единственный, кому Ванцзи полностью доверяет.
Старый лекарь погружён в глубокую медитацию, но, едва Ванцзи появляется на пороге, — открывает глаза.
— Лань Чжань, — без удивления произносит Лань Су и медленно встаёт. С возрастом он вынужден ходить, опираясь на трость, но отказывается от любых самых изысканных вариантов, предпочитая им всем обычную обструганную деревяшку.
— Этот недостойный приветствует учителя, — говорит Ванцзи и кланяется, настолько, насколько позволяет ноша в его руках. — И пришёл молить вас о помощи. Ванцзи не смеет просить о нарушении Правил, но этот ребёнок… — он осекается, протягивая крошечное тельце лекарю, и, когда тот безмолвно кладёт ладонь на голову а-Юаня, напряжённо замирает.
— Он истощён, и дух его очень слаб, но я смогу помочь. — Лань Су молча кивает на застеленный белым полотном стол. — Уложи его и ступай. И помни, что лекарь может нарушить любое правило клана, если речь идет о чьей-то жизни. Мой удел — спасать, Лань Чжань.
Ванцзи бережно кладёт а-Юаня на стол и низко кланяется.
— Этот недостойный просит прощения за свою глупость.
Когда иссохшая ладонь трогает его за плечо, Ванцзи выпрямляется и встречает взгляд мудрых, всё понимающих глаз.
— Делай то, что дОлжно, Лань Чжань. Я обещаю, что этот малыш будет в безопасности.
Едва Ванцзи сходит со ступеней павильона лекарей, как наталкивается на брата. Лицо Сичэня выражает крайнюю степень тревоги, и на секунду Ванцзи чувствует острый укол вины. Но затем он вспоминает, ради чего — ради кого он здесь, и решительно шагает брату навстречу.
— Ванцзи, ты покинул уединение! Что… произошло? Почему ты вернулся?
Подобная несдержанность только подтверждает взволнованность Сичэня, но Ванцзи, к сожалению, нечем его успокоить. И он не может терять драгоценное время.
— Брат, я должен оставить Облачные глубины сейчас. Как только я завершу все необходимые дела, я непременно вернусь и приму наказание, но пока…
— Ванцзи! Остановись, что ты творишь?!
Голос Лань Сичэня звенит от непонимания и беспокойства, потому что никогда ещё его маленький брат, его послушный Ванцзи, не позволял себе такого. Но Ванцзи не слушает, сбрасывает верхнее ханьфу, и через мгновение огромный синий дракон взмывает в безмятежное небо. Больше всего на свете Сичэнь сейчас жалеет о том, что не может поступить так же.
Над Илином вьётся дым догорающих костров. Оживлённые некогда улицы пусты, на центральной площади — следы бесчисленных разрушений. Впрочем, не только там — по всему городу Ванцзи видит сорванные навесы, разбитые окна, перевёрнутые лотки торговцев с безжалостно растоптанным товаром. Всё, что ещё недавно дышало миром, жизнью, теплом, что было сделано и построено с такой любовью, обратилось теперь кучей бесполезного хлама.
С облегчением Ванцзи отмечает и присутствие людей. Все они испуганны и прячутся в глубине уцелевших домов или того, что от этих домов осталось, но большинство выжили, а пока есть жизнь, есть и надежда.
У самого Ванцзи надежда есть едва ли.
Домики, где жил Вэй Ин с семейством Вэней, сожжены дотла. Словно в оцепенении, Ванцзи ходит по пепелищу, не чувствуя боли от тлеющих углей под босыми ногами, ходит довольно долго: не зная, что ищет, не понимая, что делать дальше. Ответ маячит алым всполохом у корней чудом уцелевшей яблони, и когда Ванцзи наклонятся к ней, то обретает ответы на все свои вопросы. И — надежду.
Война — значит война.
На алой ленте кровью выведено именно это слово, а в том, кому принадлежит и лента, и кровь, Ванцзи ни секунды не сомневается.
Наказанию предшествует уединение. Ванцзи покорно стоит на холодных плитах у стены Послушания и думает лишь о том, что Вэй Ин и а-Юань живы. Он непременно позаботится о них обоих, как только придёт в себя. В том, что приходить в себя придётся, Ванцзи не сомневается. Он нарушил слишком много правил, и теперь ему предстоит наказание дисциплинарным кнутом — это больно, справедливо, но, к сожалению, очень травматично. Ванцзи не боится боли, но его тело на какое-то время станет уязвимым и мало пригодным к чему-либо, кроме бесполезного продавливания спального ложа. Однако наказание следует принять, чтобы двигаться дальше.
Ему позволяют быть в нижних одеждах, но Ванцзи оставляет лишь штаны: неразумно портить то, что после придётся выкинуть. А ещё он обматывает запястье лентой Вэй Ина — жест, который кажется нелепым даже ему самому: лента никак не поможет облегчить наказание, лишь напрасно разозлит дядю (едва тот замечает неподобающую полоску алого шёлка, тотчас скрипит недовольно зубами и каменеет лицом).
Ванцзи зачитывают его нарушения: самовольное прерывание уединения, самовольное предоставление доступа посторонним на территорию Облачных глубин и — на этом пункте безучастность Ванцзи всё же даёт лёгкую трещину — общение с недостойными людьми. Он бросает взгляд на брата, но Сичэнь выглядит таким ошеломлённым, что Ванцзи тут же отвергает самое очевидное предположение о том, что это брат поведал Старейшинам о Вэй Ине. Приговор за его проступки суров, суровее, чем предполагал Ванцзи: десять ударов дисциплинарным кнутом.
— Согласен ли ты с тем, в чём тебя обвиняют? — спрашивает дядя. Ванцзи знает, что этот вопрос больше для проформы. Всё уже решено. Но Ванцзи жизненно важно отстоять хотя бы один пункт, тот, который касается а-Юаня, потому что ему доподлинно известно, что едва мальчик придёт в себя, его тут же выведут с территории Облачных глубин. Скорее всего, определят в приют или в какую-то семью на воспитание — ни один из этих вариантов Ванцзи не устраивает. А сам он может в этот момент быть без сознания… А-Юаня нужно оставить возле себя любой ценой, хорошо, что Ванцзи предусмотрел это заранее.
— Ванцзи согласен, — говорит он. — Ванцзи также просит дядю и старейшин принять а-Юаня в клан Лань на правах сына Ванцзи.
На несколько мгновений виснет такая тишина, что, кажется, можно услышать как ветер колышет деревья в горах. Ванцзи терпеливо ждёт. И собственно, дожидается.
— Это… что ты несёшь, Ванцзи?! — шипит дядя (кричать в Облачных глубинах запрещено). — Это не может быть твой сын, это даже не… дракон!
— Усыновления не запрещены Правилами.
Лицо дяди багровеет. Пожалуй, Ванцзи впервые видит его в подобном состоянии, впрочем, лица Старейшин тоже не выражают ничего, попадающего под определение «сохраняй спокойствие духа в любой ситуации».
— Ещё никто в нашем клане не усыновлял… не дракона! — выдыхает Лань Фэнь. — Только поэтому такого правила не существует!
— «Всегда следуй Правилам», — цитирует Ванцзи. — Моё решение не противоречит им.
— Да ты... да как ты… — кажется, это одновременно произносят сразу несколько Старейшин, а потом Сичэнь поднимает ладонь, призывая всех к спокойствию.
— На правах будущего Главы клана я принимаю решение моего брата и признаю его правомерным. Ребёнок с этого дня считается законным сыном Лань Ванцзи, получает его фамилию и все права члена клана Лань, исключая право наследования.
— Сичэнь! — буквально выплёвывает дядя, но Сичэнь лишь поворачивается к Лань Ю, который сжимает дисциплинарный кнут и, болезненно поморщившись, просит:
— Приступайте.
Первые три удара превращают спину Ванцзи в кровавое полотно. Это очень больно — на самом деле больно: никогда прежде Ванцзи не испытывал такой боли. Перед глазами всё плывёт, и в следующие три удара Ванцзи нужны все его силы, чтобы остаться в сознании и не упасть. Он должен вынести это. Ему есть ради кого жить.
Когда кнут опускается на его спину ещё трижды, Ванцзи смотрит на своё запястье. Алый напоминает ему о Вэй Ине — не только из-за одежд и ленты, нет. Алый — цвет жизни, цвет огня, цвет любви, что горит в сердце Ванцзи ярче любого пламени. Ещё красный — цвет крови…
Крови очень много. С последним ударом кнута кровавая пелена застилает Ванцзи глаза, и он медленно заваливается набок. Но это уже не важно. Он выдержал. Он справился.
Первый проблеск реальности приходит к Ванцзи жалобным плачем.
— А-Юань, ты обещал успокоиться, если я приведу тебя к брату, — голос Сичэня постороннему показался бы обычно невозмутимым, и только Ванцзи различает в этих ровных интонациях нотки отчаяния.
— Богатый гэгэ умрёт? Как бабушка? — захлёбывается меж тем рыданиями а-Юань. — Все умирают, а-Юань останется один…
— Брат не умрёт, — возражает Сичэнь, но мальчик продолжает плакать. Ванцзи больно от этого плача гораздо сильнее, чем от ран, оставленных дисциплинарным кнутом, но он слишком слаб, чтобы даже открыть глаза. Бессилие пугает.
Следующее пробуждение уже более осознанное. Ванцзи всё ещё очень больно, но с болью такой силы он может примириться. В цзинши полумрак, потому что горит всего одна свеча, и этого мало, чтобы осветить помещение полностью, но достаточно, чтобы осмотреться. Впрочем, тот, кого ему просто необходимо сейчас увидеть, находится буквально сразу: а-Юань, свернувшись в клубок, спит рядом с Ванцзи, крепко сжимая в кулачке один из концов его лобной ленты. Лицо мальчика выглядит осунувшимся и бледным, и сам он очень похудел в сравнении с тем (единственным) разом, когда они гуляли по Илину. Ванцзи кажется, что это было годы назад… но по крайней мере сейчас а-Юань не плачет. Ванцзи обещает себе, что сделает всё, чтобы впредь а-Юань… чтобы его сын имел как можно меньше поводов для слёз.
С этой ночи начинается процесс выздоровления. Крайне медленно (раны, нанесённые дисциплинарным кнутом, нечувствительны к исцелению духовной энергией), тщательно исполняя все предписания Лань Су, Ванцзи шаг за шагом восстанавливает своё тело. Он всё ещё не может ходить или даже сидеть без посторонней помощи, но уже сам держит в руках чашу, чтобы выпить лечебные отвары, которые ему исправно приносят ученики Лань Су или сам лекарь. Помимо этого, Ванцзи ежедневно навещает брат, и он же приводит с собой а-Юаня, неизменно оставляя того на ночь. Когда мальчик впервые видит, что Ванцзи пришёл в себя, он улыбается так радостно и ярко, что сердце Ванцзи замирает: так сильно в этот момент а-Юань похож на Вэй Ина.
— Богатый гэгэ! Ты очнулся! — Мальчик выдёргивает ладонь из руки Сичэня и несётся к ложу Ванцзи, быстро-быстро перебирая ножками. Правда, когда он оказывается рядом, его энтузиазм слегка уменьшается, и а-Юань смущённо замирает, не зная, очевидно, как быть дальше.
— Здравствуй, а-Юань, — как можно мягче произносит Ванцзи и делает попытку улыбнуться. — Прости, я пока не могу приветствовать тебя, как подобает…
Лицо ребёнка становится растерянным, и Ванцзи корит себя за неуместную чопорность. Он думает, а что бы на его месте сделал Вэй Ин? И потом протягивает руку, касаясь запястья а-Юаня.
— Если хочешь, можешь сесть на мою постель, — слегка неуверенно предлагает Ванцзи.
Глаза а-Юаня удивлённо распахиваются, но уже в следующий момент он радостно кивает и действительно взбирается к Ванцзи, устраиваясь под боком.
— Спина Богатого гэгэ очень болит? — спрашивает а-Юань, кивая на белое полотно, которое прикрывает раны. — Однажды дядя Сичэнь привёл меня сюда, когда Богатого гэгэ чем-то мазали, и а-Юань потом плакал.
— Почему? Ты испугался?
А-Юань машет головой и доверительно сообщает:
— А-Юань плакал, потому что Богатому гэгэ так больно. Сейчас тоже больно?
— Уже не особенно, — торопится заверить Ванцзи и чувствует, как всё его существо наполняется теплом. — А-Юань, ты знаешь, что я тебя... усыновил?
— Да, а-Юаню сказали, что теперь он Лань, а не Вэнь…
— И ты… — Ванцзи нужно сделать паузу, прежде чем продолжить. Собраться с духом. — Ты не против быть моим сыном?..
А-Юань молчит довольно долго. Настолько, что Ванцзи уже начинает размышлять о том, есть ли возможность отказаться от усыновления, раз для ребёнка он нежеланный приёмный отец. Ванцзи не удивлён: он знает, что даже в клане обычно сторонятся его из-за холодного выражения лица и отстранённости. Но а-Юань внезапно смотрит на Ванцзи и произносит вовсе не то, что Ванцзи ожидает от него услышать.
— А мы можем потом взять в нашу семью Сянь-гэгэ? А-Юань очень по нему скучает…
Сердце Ванцзи вновь пропускает удар, а потом сжимается от боли. Он тоже скучает. Он скучает так сильно и отчаянно, что готов тотчас встать и идти в любое место, где бы Вэй Ин ни находился…
— Если Вэй Ин захочет, — севшим голосом обещает Ванцзи. А-Юань радостно сияет, и вот так Ванцзи становится отцом.
А-Юань оказывается практически идеальным сыном. Он проводит с Ванцзи почти всё своё свободное время, каждый раз искренне справляясь о его состоянии и с большим энтузиазмом рассказывая о событиях прошедшего дня. Поскольку а-Юань принят в клан, он посещает занятия — вместе с учениками своего возраста.
От Сичэня Ванцзи известно, что преподаватели весьма ошеломлены способностям мальчика и находят в нём все задатки будущего сильного заклинателя. Впрочем, Ванцзи не удивлён: он помнит слова Вэй Ина о настоящих родителях а-Юаня.
— Сплетничать в Облачных глубинах, безусловно, запрещено, — посмеиваясь, говорит Сичэнь, делая глоток чая. — Но активно идут разговоры, что а-Юань на самом деле твой родной ребёнок.
— Хотел бы, чтобы так оно и было, — спокойно кивает Ванцзи.
— А-Юань достойный сын, — понимающе откликается Сичэнь. — И согласно правилам, у него уже должны быть второе имя и лобная лента. Если хочешь, мы можем провести упрощённую церемонию прямо здесь.
Ванцзи одобрительно прикрывает глаза. Разговоры всё ещё отнимают у него много сил, а между братом и сыном Ванцзи пока выбирает общение с сыном, потому что, несмотря на внешнюю безмятежность и хорошее расположение духа, Ванцзи знает… чувствует, что а-Юаню сейчас отнюдь не легко. Потеря родных, болезнь и новые — бесконечные — правила вместе с жизнью в совершенно ином статусе и ином месте определённо не могли не отразиться на ребёнке.
Они проводят церемонию спустя несколько дней. Обычно лента повязывается в зале торжеств в присутствии старейшин, Главы клана и, разумеется, родителей, но для а-Юаня приходится сделать исключение. Ванцзи не может не признать, что этому рад. Впрочем, его радость слегка меркнет, когда вслед за Сичэнем в цзинши входит дядя. Умом Ванцзи понимает, что присутствие хотя бы одного старейшины неизбежно, но он хотел бы, чтобы это был кто-то, настроенный более… нейтрально. С того момента, как Ванцзи пришёл в себя, дядя навещал его дважды: осведомлялся о здоровье и уходил; каждый его приход был ровно в то время, когда в цзинши не было а-Юаня.
— Дядя. — Ванцзи складывает руки перед собой и вежливо кланяется. — Ванцзи рад встрече.
Дядя кивает и слегка хмурится, но в этот момент а-Юань, уже переодетый для церемонии в праздничное ханьфу, расшитое традиционными узорами плывущих облаков, встаёт рядом с Ванцзи (но на четверть шага позади, как и положено младшему) и тоже кланяется.
— Учитель, а-Юань рад встрече.
Этого не ожидает никто, даже Ванцзи, поэтому на мгновение все замирают, а затем дядя хоть и ничего не отвечает, но смотрит очевидно одобрительно. Ванцзи чувствует, как теплеет сердце от нежности и гордости за мальчика, которого подарил ему Вэй Ин.
— Давайте начинать, — предлагает Сичэнь. — Ванцзи, ты выбрал имя в быту для а-Юаня?
Ванцзи выбрал. Это то, что он чувствует с того самого момента, как Вэй Ин оставил его, то, что проросло в каждой клетке тела, стало его плотью и кровью.
— Сычжуй, — говорит Ванцзи. — Имя в быту Лань Сычжуй.
Тоска по тебе.
Бесконечная тоска.
— Хорошо. Тогда давайте начинать?
Возражений ни у кого не находится.
Сама по себе церемония принятия в клан проста и торжественна: даже в её самом скромном варианте это всё равно остаётся неизменным. Ванцзи слушает, как его а-Юань, его маленький сын, повторяет вслед за Сичэнем основные правила клана, смотрит, как тщательно он контролирует своё тело, чтобы оставаться в подобающей позе, и потом, когда приходит время повязать лобную ленту, Ванцзи смаргивает с глаз подступившие слёзы. А-Юань теперь официально член клана Лань и его сын, а значит, он обрёл защиту и семью.
Значит, что, начиная с этого дня, даже если Ванцзи не станет, у а-Юаня всегда будет дом.
Лань Юань — теперь уже Лань Сычжуй — выпрямляется, когда Ванцзи заканчивает с лентой, и смотрит на своего приёмного отца с обожанием.
— Церемония завершена, а-Юань, — мягко улыбается Ванцзи и кладёт свою ладонь мальчику на макушку просто потому, что хочет этого. Потому что когда-то отчаянно хотел этого сам, но никогда не получал подобной ласки от собственного отца. И потому, что Вэй Ин, несомненно, одобрил бы такой жест.
— Па… па, — несмело, словно пробуя новое слово на вкус, говорит а-Юань, и сердце Ванцзи замирает от счастья. Это впервые, когда а-Юань зовёт его так. Ванцзи ободряюще кивает, изо всех сил пытаясь сдерживать рвущиеся наружу эмоции. Только два человека в мире способны заставить его испытывать нечто подобное.
— Папа! — второй раз получается звонко, уверенно. — Папа, а мы расскажем Сянь-гэгэ, что моё имя в быту — это то, как мы сильно о нём тоскуем?
Ванцзи открывает рот, чтобы ответить, но его грубо перебивают.
— Что?!
Восклицанием это можно назвать едва ли, скорее шипением; Ванцзи и не подозревал, что дядя способен издавать подобные звуки.
— Ты назвал… своего приёмного ребёнка в честь этого… этого распутного лиса?! Да он… да ты…
— Дядя! — Сичэнь и Ванцзи абсолютно синхронны. Ванцзи поднимается, нарушая правило, согласно которому младшие не могут вставать раньше старших, впрочем, дядя немедленно встаёт тоже.
— Сплетничать запрещено, оскорблять запрещено, — холодно цитирует Ванцзи, хотя всё внутри него клокочет от обиды — не за себя, за Вэй Ина.
— Это не сплетни! Это истина, просто ты слишком наивен и не желаешь знать то, о чём не болтает разве ленивый!
Ванцзи сжимает кулаки и изо всех сил стискивает зубы, чтобы не нагрубить, чтобы не сделать ситуацию хуже. Он должен прежде всего думать о своём сыне, а-Юаню придётся общаться с дядей почти каждый день.
— Дядя, достаточно. — Сичэнь тоже встаёт, занимая позицию между дядей и Ванцзи. — Позволь, я сам поговорю об этом с братом. Позже. Сейчас время ужина.
Ванцзи из-за плеча Сичэня видит, что дядя явно не в восторге от предложения брата и жаждет высказаться сам, но, вероятно, Сичэнь выглядит достаточно убедительно, потому что дядя в итоге церемонно кланяется и направляется к выходу из цзинши. Ванцзи, Сичэнь и а-Юань молча кланяются ему вслед.
— Я распоряжусь насчёт ужина, — говорит брат и тоже выходит, бросив на Ванцзи ободряющий взгляд. Ванцзи благодарен, потому что держаться больше нет сил: ни моральных, ни физических. Когда они с а-Юанем остаются одни, он устало опускается на циновку и позволяет себе немного ссутулиться. Едва затянувшиеся шрамы на его спине горят огнём, это больно, но боль от слов дяди куда сильнее.
Когда на его руки ложатся маленькие детские ладошки, Ванцзи вздрагивает от неожиданности. А-Юань сидит на коленях напротив, и весь вид его преисполнен тревогой.
— Папе плохо?
— Нет, я… просто ещё не совсем здоров. — Ванцзи пытается улыбнуться, и, вероятно, это получается, потому что а-Юань с готовностью улыбается в ответ. — Не тревожься.
— А-Юань… раньше сказал что-то не то? Учитель Лань рассердился, папа расстроился, и дядя Сичэнь тоже.
Ванцзи не может не признать, что у него весьма проницательный ребёнок.
— Дядя может быть резок, это… причина нашего с братом расстройства. Но сегодня у тебя важный день, и он ещё не окончен, поэтому, давай будем говорить о хорошем?
А-Юань вновь широко улыбается и кивает, Ванцзи думает о том, что ради этой улыбки он готов пойти не только против воли дяди и клана, но и против всего мира. Ради этой улыбки — и ещё одной, столь же яркой и любимой.
Ужин проходит в расслабленной атмосфере — насколько это вообще возможно для воспитанников клана Лань. Но они на самом деле обмениваются парой фраз, нарушая запрет на разговоры за едой, и даже улыбаются, когда а-Юань мужественно пьёт горьковатый травяной отвар и изо всех сил старается не морщиться (но зато вздрагивает всем телом и смущённо поглядывает на отца и дядю). Ванцзи считает себя просто обязанным улыбнуться в этот момент в знак одобрения и поддержки, и Сичэнь делает то же самое.
После еды а-Юань клюёт носом и в конце концов засыпает прямо за столом. Ванцзи берёт его на руки и уносит в ту часть цзинши, где стоит кровать, не позволяя Сичэню помочь. Да, его силы не восстановились, а раны всё ещё болят, но он хочет заботиться о своём сыне сам.
А-Юань спит крепко, даже на мгновение не открывает глаз, пока Ванцзи снимает с него верхние одежды и лобную ленту. В этом он так похож на Вэй Ина… и в этом тоже.
Сичэнь ждёт его, чтобы вместе выпить чаю. Ванцзи с детства любит эти моменты: тепло чашки под пальцами, тепло от осознания того, что брат рядом, что они будут друг у друга всегда. С момента, когда они осиротели (а на самом деле — сразу, как не стало мамы), Ванцзи знал, что во всём мире только брат способен его понять и что он сам понимает брата, как никто другой, — чаще всего даже без слов.
Фарфоровый бок чашки приятно греет пальцы, в курильнице тлеет сандал, брат подливает себе новую порцию чая — для Ванцзи всё это сродни медитации.
— Ванцзи, я хотел поговорить с тобой о молодом господине Вэе, — произносит вдруг Сичэнь, и, несмотря на мягкость его тона, вся расслабленность Ванцзи тут же улетучивается. Он осторожно опускает чашку на стол и весь подбирается, чувствуя, как внутри насторожённо рокочет дракон.
Брат, очевидно, понимает его состояние, но не торопится успокоить, а значит, разговор
действительно предстоит не из лёгких. Ванцзи выжидающе смотрит.
— То, что сказал дядя раньше… не лишено оснований. Ты знаешь, идёт война. После того как Вэни разрушили Пристань Лотоса и убили Цзян Фэнмяня и госпожу Юй, Вэй Усянь исчез.
Ванцзи кивает. Об этом ему сказал сам Вэй Ин.
— Но после того как стало известно о смерти Вэнь Цин и её брата, а также уничтожении мирной части клана Вэнь, Вэй Усянь вернулся, чтобы участвовать в борьбе против Вэней, участвовать в Аннигиляции солнца. Но… он… не сражается… в обычном смысле этого слова.
Брат замолкает в попытке подобрать слова; Ванцзи впервые видит его в замешательстве.
— Он… молодой господин Вэй использует чары хули-цзина, чтобы обольстить врага, и потом… когда… говорят, когда…
— Хватит.
Ванцзи сжимает кулаки и поднимает на брата взгляд, полный такой непримиримой решимости, что Сичэнь невольно отшатывается.
— Вэй Ин не сделает ничего предосудительного!
— Но… а-Яо… Цзинь Гуанъяо говорил мне, что лично видел, как Вэнь Чжулю заходил в комнату господина Вэя, а тот его обнимал, и… Ванцзи?.. — Сичэнь растерянно замолкает.
Ванцзи практически касается лбом пола, склоняясь перед братом в поклоне.
— Ванцзи благодарен брату за заботу. Могу я просить об одолжении?
— Конечно, но… выпрямись, прошу тебя! — Сичэнь поднимается, обходит столик и снова опускается — рядом с братом, всё ещё не шелохнувшимся.
— Ванцзи пойдёт на войну. Брат позаботится об а-Юане?
Рука Сичэня, тянущаяся, чтобы помочь Ванцзи выпрямиться, замирает на полпути.
— Что?!..